Ночь светла

В другой раз она заехала на самый верх многоярусного паркинга. Утром было сухо, а с полудня не переставая лил дождь. Сквозь широкие просветы в стенах, составленных из бетонных блоков, что есть силы задувал ветер. Джиллиан вылезла из машины и прошлась по всему ярусу, лавируя между немногочисленными оставленными здесь автомобилями. Шла и разворачивалась, крутилась вокруг своей оси, пробовала длинные выпады, как на занятиях по фехтованию в училище: прыжок вперед, прыжок назад. Овладевала пространством, как учили их на занятиях по актерскому мастерству, простирала руки, словно пытаясь ладонями раздвинуть стены. Выкрикивала протяжные шипящие звуки, неизвестно отчего придя в возбужденное состояние. Но уж очень велико было это пространство, и оно не отвечало, не оказывало сопротивления. Мелкими шажками подбежала она к стене, выглянула в проем, а там – промышленные корпуса, потоки машин на многополосных улицах, где по краю стоят изуродованные обрезкой тополя, и вдалеке гора, чьи очертания размыты за плотной завесой дождя. Джиллиан стало холодно.

Возвращаясь к машине, она вдруг заметила, что в одном из припакованных на этом ярусе автомобилей сидит мужчина. Сидит не шевелясь. На миг их взгляды встретились. А вдруг он наблюдал за ней все это время?

* * *

Накануне второй операции, в воскресенье, Джиллиан отправилась к родителям. С матерью они последний раз виделись еще до аварии. Та открыла дверь, взглянула на Джиллиан, но тут же отвернулась и расплакалась. Вмешался отец, сделал матери замечание и раздраженно отстранил ее от двери.

– Заходи, заходи, – обратился он к дочери.

Со словами, что обед вот-вот будет готов, мать сбежала в кухню. Джиллиан – за ней.

Вилки и ножи стучали по тарелкам ужасно громко, так громко, что Джиллиан едва удавалось расслышать родителей. Оба – старые люди, жуют, а лица их кривятся уродливыми гримасами. Джиллиан, уткнувшись в свою тарелку, нарезала еду мелкими кусочками и глотала, почти не разжевывая.

– Ты, кажется, совсем не голодная?

– Что? Не расслышала.

– Ты почти ничего не ешь.

– Да я не голодная… – Джиллиан отложила прибор и встала. – Я выйду на минутку.

Закрывая за собой дверь, она увидела, как отец опять накладывает себе полную тарелку еды.

Она сидела на унитазе, тянула время. В доме по-настоящему холодно, она замерзла. «Отец поставил отопление на минимум», – шепнула ей в кухне мать. Джиллиан нажала смыв и вернулась в столовую. Отец еще не расправился с едой, а мать уже убирала со стола. Кофе пили, рассевшись втроем на диване. Отец читал газету, мать примостилась рядом с Джиллиан так, чтобы не смотреть ей в лицо. А Джиллиан разглядывала материнские руки, когда та разливала кофе – одну чашку ей, другую себе, – поблекшие и будто загорелые уже в это время года, покрытые старческими пятнами, но при этом унизанные полудюжиной колец. В молодости мать была очень хороша собой. Интересно бы знать, как же она справилась с утратой красоты? Наверное, все-таки легче, когда это происходит исподволь, а не в одночасье. Где-то она читала, что большинство людей имеют весьма далекое от реальности представление о собственной внешности, кажутся себе стройнее, моложе и красивее, чем они есть на самом деле. Может, мать навсегда осталась для себя той прекрасной молодой женщиной с фотографии, что стоит на буфете? Во всяком случае, вид у нее и теперь ухоженный, хотя тщетность усилий делает распад еще печальнее.

– Ты поправилась? – спросила мать.

Джиллиан провела у них больше времени, чем собиралась изначально. Вышла с отцом в сад, он показывал кусты, которые собственноручно посадил. Потом они все втроем опять сидели в гостиной, читали. В бывшей своей комнате Джиллиан прилегла отдохнуть. Мать хлопотала на кухне – готовила ужин. Отец сновал по дому, будто искал что-то и не мог найти. Иногда заходя к нему в мастерскую, Джиллиан отмечала, что на работе он совсем другой человек – вспыльчивый, но жизнерадостный и отзывчивый. А дома он походил скорее на раненого зверя, рыщущего в поисках укрытия.

– Значит, ты не против, если мы на той неделе уедем кататься на лыжах? – спросила мать.

– Да нет же, – ответила Джиллиан, – операция неопасная. А мое новое лицо вы все равно скоро увидите.

– Почему бы и тебе потом не уехать куда-нибудь в горы или на море?

– Одной?! – возмутилась Джиллиан и ушла в гостиную со стаканами в руках: она накрывала на стол.

Вернулась в кухню, а мать поглядывает на нее с опаской. Но Джиллиан больше ничего не сказала. После ужина они посмотрели вечерние новости.

– Ну, я пошла, – объявила Джиллиан.

Родители ее не задерживали. Проводили до двери, мать обняла ее, отец крепко пожал ей руку.

– Смотрите, ноги там не переломайте! – весело крикнула она, садясь в машину. Развернувшись, взглянула назад, на дом. Дверь закрыта.

Вечером она проверила почту, но в ящике Фрекен Жюли новых сообщений не было.

* * *