Ночь в Лиссабоне

– Недавно один вот так же выспрашивал о другой женщине. Через три дня ее увезли. Мы условились, что она обязательно сообщит нам, если все будет хорошо. Мы не получили от нее никакого известия. Вы лжете, вы вовсе не монтер!

– Я ее муж, – сказал я.

– А я Грета Гарбо,[19] – усмехнулась женщина.

– Я не стал бы спрашивать ни с того ни с сего.

– О Елене Бауман многие спрашивают, – сказала женщина. – Ею интересуются весьма заметные люди. Хотите вы, наконец, знать правду? Елена Бауман умерла. Она умерла две недели назад, и ее похоронили. Вот вам правда. А сначала я думала, что вы принесли известие с воли.

– Она умерла?

– Умерла. А теперь оставьте меня в покое.

– Она не умерла, – сказал я. – В бараках говорят другое.

– В бараках болтают много чепухи.

Я посмотрел на рыжую.

– Вы не передадите ей записку? Я уйду, но я хотел бы оставить письмо.

– Зачем?

– Как зачем? Письмо ничего не значит. Оно не убивает никого и не выдает.

– Вы в этом уверены? – насмешливо сказала женщина. – Давно ли вы живете на свете?

– Не знаю. Мне удавалось жить только частями, с большими перерывами. Я мог бы купить у вас карандаш и кусок бумаги?

– Там есть и то, и другое, – она показала на маленький столик. – Чего ради вы хотите писать мертвой?

– Сейчас это делают довольно многие.

Я написал на куске бумаги: «Элен, я здесь, на свободе. Приходи сегодня вечером к ограде. Буду ждать».

Я не стал заклеивать письмо.

– Вы отдадите ей?

– Сегодня что-то много шатается сумасшедших, – ответила она.

– Да или нет?

Она прочла письмо, которое я сунул ей.

– Да или нет?

– Нет, – сказала она и вернула мне письмо.

Я положил его на стол.

– По крайней мере не выбрасывайте и не рвите его.

Она ничего не сказала.

– Я вернусь и убью вас, если вы помешаете этому письму попасть в руки моей жены.

– В самом деле?

Она ничего больше не сказала, обратив ко мне лицо с зелеными рыбьими глазами.

Я покачал головой и пошел к выходу.

– Так ее нет здесь? – спросил я еще раз, обернувшись.

Женщина все так же молча посмотрела на меня и не ответила.

– Я еще десять минут буду в лагере, – сказал я. – Я приду еще раз, чтобы узнать.

Я шел по улицам и переходам лагеря. Я хотел через некоторое время снова вернуться в столовую, поискать Елену, но тут вдруг почувствовал, что с меня словно соскользнула защитная пелена. Я сделался непомерно большим, уязвимым со всех сторон. Мне надо было скорее спрятаться.

Я наудачу зашел в барак.

– Что вам надо? – спросила меня худая женщина.

– Я должен осмотреть электропроводку. Здесь все в порядке?

– Кажется, в порядке. Только здесь больные.

Я увидел на женщине белый халат.

– Это госпиталь? – спросил я.

– Барак для больных. Вас вызывали сюда?

– Меня прислала снизу моя фирма. Надо проверить провода.

Из глубины барака подошел человек в военной форме.

– В чем дело? – спросил он.

Женщина в белом халате объяснила ему. Его лицо показалось мне почему-то знакомым.

– Электричество? – переспросил он. – Лекарство и витамины сейчас были бы куда полезнее.

Он швырнул свою фуражку на стол и вышел.

– Здесь, кажется, все в порядке, – сказал я женщине в белом. – Кто это был?

– Врач, кто же еще?

– У вас много больных?

– Достаточно.

– И многие умирают?

Она посмотрела на меня.

– Зачем вам это?

– Просто так, – ответил я. – Почему здесь ко всем подозрительны?

– Просто так, – ответила она. – Взбрело в голову, вот и все. Эх вы, невинный ангел! У вас есть и родина, и паспорт. А у этих людей нет ни того, ни другого, – она помолчала. – Смертных случаев не было вот уже недели четыре. До этого умирали.

Месяц назад я получил письмо от Елены. Значит, она в лагере.

– Спасибо, – сказал я.

– Не за что, – ответила она горько. – Поблагодарите лучше, бога за то, что ваша мать и отец дали вам родину, которую вы можете любить. Любить и в несчастье, любить и тогда, когда она держит в неволе еще более несчастных и выдает их хищникам, которые принесли несчастье их стране. А теперь, если надо, занимайтесь освещением. Было бы лучше, если бы прибавилось света кое у кого в голове!

– Была уже здесь немецкая военная комиссия? – быстро спросил я.

– Зачем вам это знать?

– Я слышал, что ее ждут здесь.

– И вы этим довольны?

– Нет, просто мне нужно предостеречь.

– Кого? – спросила женщина, насторожившись.

– Елену Бауман.

– От чего предостеречь? – она внимательно посмотрела на меня.

– Вы ее знаете?

– Вовсе нет.

И опять стена недоверия. Только позже я понял, отчего это происходило.

– Я ее муж, – сказал я.

– Вы можете это доказать?

– Нет. У меня другие документы. Может быть, вы поверите, если я скажу, что я не француз.

Я вытащил паспорт покойного Шварца.

– Нацистский паспорт, – сказала женщина. – Так я и думала. Что вам надо?

Терпение у меня лопнуло.

– Увидеться с женой. Она здесь. Она сама написала мне об этом.

– Письмо при вас?

– Нет, я уничтожил его, когда решил бежать. Почему здесь все скрывают?

– Мне тоже хотелось бы знать, – сказала женщина, – и именно от вас.

Вернулся врач.

– Вы все закончили? – обратился он ко мне.

– Нет. Я загляну еще разок завтра утром.