Ночь в номере 103

– Корабли один за другим скрылись за горизонтом. Любовь стояла на пятачке, не ушедшем пока под воду, на вершине высокой горы. В Любви бушевали все чувства, уходящие от берегов. Грусть от выпавшей ей доли и того, что не сумела послужить богам. Радость, что она не расстанется с любимым островом. Гордость, что осталась верна родным краям. Не было у Любви одного на душе – ненависти. Она не могла винить уплывающих, что не пришли на помощь. Она безмерно и безоглядно любила их. Волны обступили Любовь, как вдруг услышала она голос: «Иди сюда, Любовь, я возьму тебя с собой».

Нобуо раскрыл руки, сделал шаг к Мичи. Она подошла ближе, и руки его сомкнулись за ее спиной. Он рассказывал, глядя прямо ей в глаза:

– Подплыл к Любви седой старец на корабле, окруженном звездным сиянием. От счастья она забыла спросить имя спасителя. Достигли они Земли богов, Любовь осталась, старец отправился дальше. Когда корабль скрылся за горизонтом, Любовь спохватилась, что не поблагодарила старца. Спросила она Познание, сходившее с аметистового корабля: «Познание, скажи, кто спас меня?» – «То было Время», – тут же сказало Познание. «Время? – изумилась Любовь. – Отчего оно мне помогло?» На что Познание ответило: «Только Время понимает и знает, как важна в жизни Любовь».

– Ничего оно не знает, – очнулась Мичи. Голос Нобуо унес ее к острову и кораблям, проплывающим в закатном небе. Они стояли обнявшись, тряпка висела между ними. Мичи оттолкнула Нобуо, отскочила от него.

– Красивая сказка, не более. В жизни время убивает любовь. – Она бросила тряпку в ведро. – Годы идут, чувства слабеют.

– Мы с тобой знаем разную любовь, – мягко возразил Нобуо.

– То, что ты принес мне печенье, ни о чем не говорит! – не выдержала Мичи.

Она обнаружила тарелку возле локтя, когда пришла в сознание после накрывшего ее вдохновения. Последняя рыбка игриво загибала хвостик. «Мама не приносила печенья, – дошло до нее. – Мама спит в своей кровати в Токио, уверенная, что дочь отлично проводит время в горном отеле». Мичи выковыряла из памяти образ Нобуо, заглянувшего в номер и тихонько поставившего угощение на стол. С глупейшей улыбкой доела рыбку.

– Я принес печенья, потому что ты попросила. – Нобуо выглядел расстроенным. – И потому что тебе надо есть. Так ты сохранишь человеческий облик.

– Спасибо! – рявкнула Мичи.

Нобуо, чуть не перевернув ведро с грязной водой на вымытые дорожки, сделал шаг вперед, назад, засунул руки в карманы, ушел, вернулся.

– Ладно. Завтра договорим, – произнес он. – Я тебе расскажу легенду о девушке-оборотне, которая полюбила человека. Может, ты передумаешь насчет любви.

«Жаль, что из меня не вышел толковый оборотень, – расстроилась Мичи. – Обернуться бы шваброй, что ли, или пылесосом. Так нет, все ручками чисть».

Стенки деревянных ванн покрывались склизким илом, Мичи драила их по периметру, ошметки ила поднимались на поверхность. Мичи ловила ил сачком, выгружала в большую бадью. Там, где не выходило оторвать слизь, звала на помощь ака-намэ[43]. Из-под купальни выбирался человек, похожий на кузнечика, руки и ноги у него были вывернуты, колени и локти торчали к небу. Он цеплял животом камни, длинный язык вылизывал стенки ванн лучше щетки. У его ног суетились бакэ-дзори, подтирали капли. Они изредка издавали клекот, призывая новый отряд на помощь. Ака-намэ не разговаривал вовсе.

«Этими точно не стану, – думала Мичи. – Зачем я сорвалась на Нобуо? – Она скребла ванны, уперевшись коленями в борта. – Больше печенья не принесет. Я извинюсь завтра. Он обещал еще одну легенду, значит, придет».

Мичи захотелось обернуться птицей, распахнуть широкие крылья и перелететь ворота рёкана. Будь что будет, растворится так растворится. Зато догонит микроавтобус, на котором Нобуо поехал за гостями, влетит в открытое окно, усядется на пассажирское сиденье. И Нобуо повезет ее, видимую или невидимую, по лесу, мимо зеркальных озер, где отражается небо, к шумным городам. И они останутся там. Нобуо согласится. Обязательно. Он ведь устал от плена в рёкане.

Или взобраться по стене проворной ящерицей? Духи утверждали, что получится, что горная ведьма далеко не предел. Мичи изо всех сил не поддавалась соблазну окончательно изменить облик. Ей казалось, что сменить облик – значит признать себя мертвой и больше не вернуться в лежащее в номере тело. Мичи не подходила к себе, о теле заботился соломенный человечек: обтирал мокрой тряпкой, расставлял вокруг специальные благовония, укрывал от солнечных лучей, пробиравшихся в номер.

– Госпожа будет довольна, – приговаривал он иногда. И Мичи уже не вспыхивала от злости.