Кандалы прикреплены к дереву веревкой – ее будет легко перерезать, если я найду что-нибудь острое. Я могу дотянуться до зарослей слева от меня, но свет костра туда не попадает – есть ли там травы, которые можно использовать? Скорее всего, там лишь сорняки. Но поблизости много камней, и один из них наверняка будет достаточно острым, чтобы перерезать веревку.
Как мне дотянуться хотя бы до одного? Если у меня получится наклониться, то, возможно, я смогу подкинуть камень ногой и поймать…
Четверо хэксэн-егерей расположились вокруг костра, они едят, передавая друг другу бурдюк, и громко смеются, что говорит о их духе товарищества. Капитан чуть поодаль разговаривает с тремя охотниками, которые проверяли окрестности в поисках Хильды. Они не нашли ее, и я улыбаюсь. По крайней мере, эта невинная женщина в безопасности.
Один из мужчин, сидящих у костра, толкает в плечо парня, которому не больше пятнадцати:
– Йоханн, ведьма выглядит голодной. Почему бы тебе не покормить ее, а?
Ах да, это тот пугливый.
Лицо Йоханна бледнеет. Но он берет миску и протягивает ее соседу, чтобы тот зачерпнул тушеного мяса.
Его рука дрожит. Он расплескивает содержимое миски, и мужчины громко хохочут.
–
Новый взрыв смеха. Лицо Йоханна краснеет, но он послушно встает и смотрит мне в глаза.
Он колеблется.
– Дело не в
Охотники резко замолкают. Несмотря на их решительный настрой, я замечаю, как ужас Йоханна отражается в каждом из них, и не могу сдержать дикой ухмылки.
Они все еще боятся меня.
Хорошо. Я доверяю их страху больше, чем приказу капитана.
Они стараются не смотреть на меня, но безуспешно. Когда я показываю зубы, один из мужчин крестится.
Капитан выбирает этот момент, чтобы выйти на свет костра. Он берет бурдюк и миску с тушеным мясом у Йоханна. Если он и замечает их напряжение, если и слышал разговор, то не подает виду.
– Первая вахта, займите свои посты. Остальные – спать. Завтра нам рано вставать.
Никто не спорит, и все расходятся. Я слежу за тем, куда идут двое патрульных – один на север, другой на юг, они, скорее всего, будут медленно обходить периметр лагеря, пока их не сменят. Но между ними будет достаточно пространства, чтобы мне удалось проскользнуть. Я могу подождать, пока на вахту заступит Йоханн, и использовать его страх в своих интересах.
Мне просто нужно выпутаться из этой чертовой
Я поднимаю голову и поворачиваюсь, чтобы лучше разглядеть оковы…
Когда на меня падает тень.
– Ты не сбежишь.
Я медленно разворачиваюсь, чтобы хмуро посмотреть на капитана, но огонь освещает его со спины. Я не вижу его лица.
Мгновение, и мне представляется мама. Она стоит над ходом в погреб. Ее лицо в тени.
Мой пульс учащается, и я сжимаю замерзшие руки в кулаки.
– Твоя сестра будет не единственной, кто сбежит от тебя сегодня, – огрызаюсь я.
Его плечи напрягаются.
– Она не сбегала. Ты что-то с ней сделала. И ты скажешь, что именно.
–
Мне следует не злить его, а делать все, что в моих силах, чтобы казаться маленькой, незаметной и неопасной.
Но мой учащенный пульс наполняет ненавистью каждую клеточку тела, и я едва могу разглядеть мир сквозь пелену ярости. Мне хочется наброситься на него, пнуть в пах, хочется плюнуть ему в лицо, выцарапать глаза.
Он опускается передо мной на корточки. Я отползаю назад, прижимаясь к дереву, и мой гнев перерастает в холодный, безжалостный страх.
Капитан наклоняет голову, оценивая меня, съежившуюся у дерева, с широко раскрытыми глазами и подтянутыми к груди ногами.
– Никто тебя не тронет, – говорит он. – Мы не звери.
– Нет, вы просто сжигаете людей заживо. Очень цивилизованно.
Он протягивает мне что-то. Миску с тушеным мясом. Бурдюк.
– Ты голодна, – произносит он.
Мне очень хочется послать его подальше, но я прикусываю губу и трясу скованными руками.
– И ты накормишь меня, только если я скажу, где твоя сестра? – спрашиваю я. – Это, конечно, поведение человека, который вовсе не является зверем…
Он кладет бурдюк на землю и берет ложку.
Он же не собирается…
Собирается.
Капитан подносит ложку к моим губам.
Я ошеломленно смотрю на него.
– Не позволяй своему упрямству лишать тебя здравомыслия, – говорит он. – Ешь.
– Будет очень неловко, если твоя пленница потеряет сознание от голода до того, как ты сможешь ее помучить, не так ли?
Его челюсть напрягается. Он снова подносит ложку к моим губам.
– Ешь, – повторяет он, и его командный тон такой естественный, что звучит как что-то привычное.
Тушеное мясо – грубая и простая еда, дорожный паек, приготовленный на растаявшем снеге, но от его запаха у меня начинает урчать в животе. По дороге из Бирэсборна я немного перекусывала и едва утоляла голод, а если хочу сегодня чего-то добиться, мне понадобятся силы.