Ночь Веды

— Ты говоришь о том темном чулане в душе Алены, которым зачем-то одарила ее?

— Одарила? — столь же горько усмехнулась Веда. — А если это был первый круг «на воде»? Тогда мне еще невдомек было, а теперь знаю: лихо, что невольно заложила я в твою судьбу, как черное семечко недоброты, без дела не лежало — сейчас же ожило, злом в тебе стало прорастать. Оттого ночь твоего рождения столь лютой была. А я предупреждениям не вняла.

— К счастью, оно не разрослось пышным чертополохом.

— Загляни в свою душу и спроси себя со всем пристрастием: вправду ли так? Через то злодейство, что над тобой учинили, душа твоя не ожесточилась? Может, мести жаждет?

— Мести? — Алена покачала головой. — Нет, мне не нужны их жизни, и страдания их не отзовутся отрадой в сердце. Но я должна попытаться заговорить с их совестью, может в ком-то из них я смогу разбудить ее.

— Совесть… Ах, Алена! Люди так легко умеют договориться с нею.

— Нет, договориться с совестью нелегко. Другое дело, что многие научаются не слышать ее голоса потому, что требования она куда как высокие предъявляет. Ты знаешь, у людей есть Книга Книг, и они эту книгу высоко чтят. Так вот, она говорит, что у человека есть еще око, кроме двух, которыми он зрит мир вокруг. Бог дал его, чтоб можно было человеку глядеть внутрь себя. Им возможно даже собственную душу узреть. Имя тому оку и есть Совесть. Я хочу, чтобы Михась, Антип — все они, увидели содержимое своих душ глазами совести своей, и чтобы увиденное ужаснуло, и не оставляло в покое ни днем, ни ночью. И когда терпеть жестокие укоры станет невмоготу, они поймут — я очень на это надеюсь, что спасение в одном только: до конца дней своих стоять против зла. И тогда увидят, как светлеют их души, очищаясь от скверны, и уже будут с радостью сеять добрые всходы вокруг себя. Те из них, кто сможет услышать голос совести.

— А другие?

— Другие… Оборвать их путь — будет милосердием для них же самих, голос Алены был тверд, и лишь она одна знала, скольких колебаний и сомнений стоила ей эта твердость. Сквозь какие укоры собственной совести прошла она, прежде чем обрела эту уверенность в своем праве. — Больше не хочу говорить про это. Скажи мне лучше — что такое, вот этот омут?

— Загадка уже в рождении его содержится. В давние-предавние времена места эти сплошь болотисты были. В один из дней собрались здесь громы, и не было им числа, и от грохота их сотрясались земля и небо. Тогда и пал на землю небесный камень-Громобой. Упал он, как раскаленный уголь на кусок масла, глубоко ушел. Скоро болота окрест вдруг повысохли — иссушил их камень-Громобой своим жаром. И сама земля сделалась камню подобна. Большущая же вмятина с краями-обрывами, мало-помалу водой наполнилась. Известно ведь вода камень точит. Родники подземные, да жилы водяные и скрозь камень выход себе отыскали. Так стал Русалочий омут. А камень тот небесный внизу лежит, наместо дна. И содержит тот камень в себе некую силу особую. Удивительную очень. Суть каждого человека на нее откликается. Ежли кто страхом полон к омуту приходит — таких чудищ вокруг себя породит, не выскажешь. Но явятся они ему одному только. А бывало, что сходные мысли оборачивались сходными видениями и для двух, трех человек. Совесть неспокойная тоже свои плоды принесет. Доброму же человеку — доброй силы прибавит. Ведающему — ведовской, знахарской. Ну, с этими-то и вовсе другой разговор. Много дивного случалось. А в ночь Веды сила камня и моя удивительным образом сплетаются и вся его неведомая сила в ведовскую преображается. Спокон веку приходят сюда знахари да ведовки. И много же было. Ежели раньше человек зрить меня не способен был, то здесь к нему эта способность приходила — и видеть, и говорить. Иной раз силой камня будто отмыкалась потайная дверца в разуме человека — вдруг разом открывались странные знания. А то еще другие двери отпирались — в иные совсем миры. Бывало, что уходили в них некоторые и там оставались. Да много, много разного случалось! Сколько приходило людей, столько и разностей происходило. А еще дивно — в ночь Веды сюда многие стремились, и приходили. А дороги их не пересекались, будто для каждого своя дверь была: войти и выйти, чтоб с другим никем не встретиться. Еще, иной раз бывало, приходил человек, но молчал камня. Я скоро за знак это себе взяла — не надо пока человеку нового, его надо так оставить.

— Со мной он только начал было говорить…

— Не грусти об том. Ты узнала все, о чем я собиралась поведать тебе в ту ночь. И много больше.

Глава сорок третья в которой Алена одного из душегубов навещает

Хоть Веде и ответила Алена со всей твердостью, да в душе своей той рассудочной уверенности все ж не находила. Нет, решение она приняла, и намерена была дело до конца довести… Однако больно тягостно ей было уже от помышлений только. Справедливое дело она затеяла, но жестокое…