Ночь Волка

— Пойду отолью, — и вышел из комнаты.

Оставшись один, Марат некоторое время прислушивался к скрипу шагов, а когда они стихли, попробовал высвободиться от пут, но только упал на бок, вместе со стулом, и в этой нелепой позе он вспомнил один из самых красивых и романтических эпизодов романа с Вероникой. В картинке было сине-зеленое море, белый парусник на траверсе, редкие белые облака на бледно-голубом небе, белые столики с белыми стульями, под зонтами на террасе летнего кафе, которое несколько выдавалось над берегом. Они сидели у стены защищавшей террасу от взглядов с дороги. Пирс и дамба создавали между собой теснину, в которой при малейшем волнении моря, начинали пениться и биться волны, иногда брызги долетали до их столика, через плетеную ограду. Слова просились с языка, и Марат произнес их:

Нынче ветрено и волны с перехлестом

Скоро осень, все изменится в округе.

Вероника, поднося ложечку ко рту, с любопытством посмотрела на собеседника. Она ела мороженое, а он пил пиво местного розлива. Вероника уезжала в этот день. Глядя на море, Марат сказал:

— Что-то мне этот пейзаж напоминает, а что, не могу вспомнить.

— Надо вспомнить, — серьезно сказала Вероника, — это очень важно.

— Попробую, — улыбнулся Марат, — какие-то слова — "зелень лавра, доходящая до дрожи", — нет, не то, вернее то, но не совсем, — " стул покинутый, оставленное ложе, ткань впитавшая полуденное солнце, — это уже ближе, а вот, — "Понт шумит за черной изгородью пиний, чье-то судно с ветром борется у мыса, на рассохшейся скамейке — Старший Плиний, дрозд щебечет в шевелюре кипариса".

— Вероника засмеялась, держа в руке ложечку с мороженым и, встретив вопросительный взгляд Марата объяснила:

— Ничего, просто мне очень хорошо.

…Хлопнула дверь в сенях, прожамкали резиной сапоги и остановились у лица Марата.

— Может, че потерял, мужик, а? — глумливо спросил Костин, приподнимая голову Марата мыском заснеженного сапога.

— Да нет, — сдавленным голосом проговорил Марат, — прилег просто, дай, думаю, изменю угол зрения на возникшую ситуацию.

— Ну и как оттуда, снизу?

— Так же погано, как и сверху.

Костин убрал сапог, и голова Марата со стуком ударилась о пол. Взявшись одной рукой за ворот, другой за спинку стула, Костин вернул Марата в исходную позицию и даже отряхнул его.

— А я подумал, что ты бежать хотел.

— Ну что ты, куда бежать то, — в лесу волки, машина не заводится, а тут такая приятная компания.

— Это, как понимать-то, ирония, что ли?

— Понимай, как хочешь.

— Ну, — ну.

— Костин сел на диванчик, стащил сапоги и положил замотанные в портянки, ноги, на стул, ружье положил на колени.

Марат поморгал глазами, прогоняя радужные искорки, появившиеся перед глазами.

— Че моргаешь?

— Голова раскалывается.

— Хочешь, таблетку дам.

Марат криво улыбнулся.

— Чего щеришься?

— Мне это напоминает историю, как один смертник в тюрьме перед самой казнью отравился, и доктора его еле спасли, буквально с того света вытащили, а когда он выздоровел, его казнили.

Костин захохотал, а потом, оборвав смех, сказал:

— Похоже.

— Может, ты меня застрелишь, уже, — попросил Марат, — а то башка болит, аж в глазах сверкает.

— Ишь ты, — усмехнулся Костин, — куда же я потом пойду, на ночь глядя.

— Зачем же тебе уходить? — спросил Марат.

— Да мало радости с трупом в одной компании сидеть, пояснил Костин, — от мертвеца отрицательные флюиды идут.

Надо же, маньяк, маньяк, а мнительный какой, — заметил Марат. — Теперь эта ситуация напоминает мне анекдот; как чукча пригласил русского поохотиться на медведя, поспорили, кто лучший охотник — нашли берлогу, подняли медведя, тут чукча разворачивается, и бежать, русский за ним. Так они бегут, а медведь за ними, русский кричит: "Зачем бежим, стрелять надо", а чукча: "Не надо стрелять, бежать надо". Русский останавливается, вскидывает ружье — бац, и медведя наповал. Радуется, довольный, чукче показывает, мол, а ты говоришь, бежать. А чукча ему — глупый ты, а еще говоришь, хороший охотник, теперь медведя до яранги тащить надо, а так бы сам добежал, там бы и пристрелили.

— Костин вновь захохотал.

— А че, похоже. Так говоришь, побыстрее, да, ну ладно, будь, по-твоему.

Костин вскинул ружье, прицелился в Марата и выстрелил. Марат увидел пламя, вырвавшееся из стволов и почувствовал движение воздуха над головой, словно кто-то быстро провел ладонью, едва коснувшись волос. Из стены за его спиной вырвало кусок штукатурки, комнату наполнил грохот и сизый дым, в воздухе закружились клочья пыжа. Костин сломал ружье пополам и вставил новый патрон взамен вылетевшего. Когда звон в ушах несколько утих, Марат разобрал слова Костина.

— Промазал, надо же, не тот глаз закрыл, наверное. Повторить, что ли, а?

Марат разлепил губы, открыл рот, но чихнул, потом еще и еще.

— Будь здоров, — машинально сказал Костин.

Марат кивнул:

— Спасибо, из твоих уст это особенно приятно услышать. Но я хотел сказать, что повторять уже нельзя.

— Это почему же?