Ветер с брезгливой миной отсек на ходу большой, увядший раньше времени желтый лист, свесившийся внутрь через сетку путепровода. Осмотрел длинное лезвие ножа и пробурчал:
– Этот ваш фиал! В нем все дело! Да, припоминаю. «Закаты на Ило Семилунном завораживают» – я успел заглянуть в Большую Космическую Энциклопедию перед маневром на орбите. Еще есть статья про эти, как их, э-э-э… выделения насекомых. Про фиал с сильным снотворным действием и нофиал – утренний ветер с моря, сдувающий этот морок.
– Верно. Большая Энциклопедия точна каждым словом, и это не поэзия: наши закаты действительно завораживают. Но на новичков фиал действует не сразу, а через ночь-другую. На третью ночь ты будешь спать здоровым сном младенца. Ладно, не буду тебя напрягать, я позабочусь о безопасности женщин и о нашей с тобой безопасности.
– А о ребенке?! – нервно и подозрительно воскликнул басовитый Ветер. – Маленькую Надью не убьет этот ваш фиал? Мою малышечку?
– Это здоровая планета, – успокоил Тимох.
Ветер становился другим, когда речь заходила о новорожденной. Рыжий гривастый верзила, сам еще совсем пацан, козырял своим отцовством. Даже голос менялся.
Должно быть, счастье – держать в ладонях собственного ребенка, свою генетическую копию и копию женщины, которая родила его от тебя…
У Тимоха с недавних пор тоже есть ребенок. Это сознательное решение. Сирота на попечении – почет, знак отличия и признание благонадежности офицера. Многие патрульные офицеры так и не женятся: долгие вахты, дефицит девушек на базах, разбросанных по всем концам системы. Да и отлеты с кочующим караваном кораблей в другие концы галактики случаются, и особенно любят отправлять в такие полеты бессемейных…
Патрульный принял своего эфеба трехлетним и только стал привыкать к нему, как судьба бросила его за край вселенной…
Ребенка отнимут после авантюры с полетом в эпсилон.
Это неправильно, это ранит.
Рейнясу – славный мальчишка. Тимох хотел бы видеть его взросление. Эфеб где-то здесь, на планете, со стариком Петре Браге. Наверняка в летающем отеле в небе над Ило…
А Ветер, не останавливаясь, гудел над ухом:
– Ты знаешь способ, как самому не уснуть от фиала?
– Я? Наоборот, я усну первым – я же иланец. Мы не можем сопротивляться фиалу дольше получаса, это дохлый номер. Мы возвращаем себе способность не спать по ночам, лишь когда покидаем планету, и не раньше, чем организм очистится от остатков фиала в крови. Я просто приму нужные меры, чтобы все мы дожили до утра. Поверь, подыхать в удавке хищной лианы или быть покромсанным нож-травой мне неохота. Особенно сейчас. У меня, знаешь ли, совсем другие планы.
– Надеюсь… – буркнул Ветер.
Он приказал себе не верить пилоту. Этот патрульный специально нагонял страху. Ветер догадывался, зачем ему это надо.
Задача следить за тропой давалась галерцу нелегко. Ветеру мерещилась опасность на каждой пяди густых зарослей, пытающихся проникнуть сквозь полисоновую трубу. Но опасность не от растений. Ветер озирался, пытаясь определить, что может их выдать и откуда ждать преследование ищеек Звездного флота. Непонятные разговоры о флорниках его нервировали.
– Впереди заросли! – буркнул Ветер. – А ты говорил, в путепроводе безопасно!
– Ерунда. Молодые стебли лимокка ошиблись местом и проросли здесь. А растут они быстро, вот и вымахали. Кстати, лимокка съедобный. Вернемся – будем рвать на салат, только сначала надо долго вымачивать его стебли, чтобы исчезла горечь. Этот путепровод сработан из полисона, а полисон не нравится местным растениям. Если лист-другой прорастет, то уже утром чахнет и к вечеру иссыхает в пыль. Полисон спасает столицу от веселой ночки: если бы не полисоновые ограждения, утром никто не открыл бы двери своих домов. А некоторые дома, особенно внешние, просто разорвало бы. Здесь у отдельных деревьев корни уходят на двадцать метров под землю.
– Занятная у вас планетка! – присвистнул Ветер.
– Не жалуемся! – ответил Тимох, весело осклабившись.
Лениво и коротко подавали голоса птицы: послеполуденное время не располагало к пению. Вдали монотонно всхрапывал болотный ревун. На все лады стрекотали насекомые. В кронах деревьев звонко цокали стремительные белки, в прыжке с ветки на ветку вспыхивая ярко-красным хвостом. Они двигались так быстро, что мелькание хвоста казалось красным росчерком на изумрудном облиственном фоне. Но заросли, обычно наполненные шелестом, шорохами, скрипом и скрежетом растений и звоном цветов, молчали, и Тимох знал, почему. Здесь несколько лет не было людей.
Сколько именно лет – кто знает? Может, несколько десятилетий? Даже патрули, похоже, не интересовались этой тропой. Теперь джунгли прислушивались к путешественникам: до вечера оставалось не так много времени.