Ночь всех проверит

– Что не так? Ты мне говоришь, что не так?! Хочешь сбежать в город, чтобы подставить меня? По-твоему, я придурок и не понимаю, против кого все улики? Против парня с «Галеры»! Двое суток назад я пришиб патрульного офицера у входа в его же корабль, вошел в патрульник, и больше ни корабля, ни офицера никто не видел! И это не все! Исчезли сразу три корабля, и все – от причалов «Галеры»! Начну оправдываться, но мне не поверят. Поверят – тебе! Кто был в эпсилон и вернулся живым? Галерец? Фу! Зачем нам какой-то галерец?! Это тот парень, который пытался захватить корабль? Защемить ему яйца! А покажите нам настоящего героя: потомственного офицера, выпускника летной Академии!.. За угон судна отвечу я! Я!!! А ты будешь всю жизнь пожинать лавры, писать умные книжки про зону эпс и вешать новые шевроны на свой долбаный китель!

– Мы сдохнем оба! Здесь, на этом месте! До полуночи! – прохрипел Тимох. – Хочешь убедиться? Это и есть твоя забота о своем ребенке и его матери? Режь меня, параноик, съешь тебя цветочек! Женщинам не выжить даже в бункере!

Ветер в ярости оттолкнул патрульного. Он передумал устраивать расправу над пилотом.

Их разделяло несколько шагов.

– Подсечешь момент и отомстишь, да? – По вспотевшей морде галерца на мужественную квадратную челюсть стекли слезы, голос обиженно дрожал. Он держал нож наизготовку.

– Не стану этого делать ради твоей дочери. Ты нужен ей.

Тимох медленно, не делая резких движений, чтобы не вспугнуть галерца, повернулся к Ветеру, обнажил спину, задрав форменную куртку и майку до самой шеи.

– Подойди и помоги мне – самому тяжело изловчиться. Вырежи у меня из-под лопатки одну штуковину…

– И она взорвется у меня в руках, да?!

– Йло!!! – не выдержал Тимох. – Ну и дерево! Взорвется!.. Ты долго придумывал эту хрень? У меня под кожей сигнальный маяк! Его срочно надо удалить!

– А то что?

– С маяком мне нельзя не то что сунуться в город, мне и возвращаться нельзя – ни вперед, ни назад! Скоро здесь прошуршит патрульный квадрокоптер, такая летающая штуковина с камерой, – проверить, кто двигается по заброшенному путепроводу. Я – местный, а нам с трехлетнего возраста вшивают маячок; у каждого есть маяк, и он рассчитан на долгую жизнь.

– Зачем?

– Не догадываешься? Плохо же ты уяснил все, о чем я тебе рассказывал! Здесь в ста метрах за городскими стенами рискуешь потеряться навсегда, вот зачем всем ребятенкам вшивают метку.

– Врешь! Как же ты собирался войти в город, меченый? Еще и меня вел?!

– Я ни разу не отбивался от группы в детстве и последние пятнадцать лет болтаюсь исключительно в космосе. Да я забыл о метке! Просто за-бы-л-о-мет-ке!

– Ага! И местные патрули уже знают, что ты приземлился на Ило, и в каком именно схроне остановился, и что направился в Вечный этот ваш… Май?

– Нет, пока все не так плохо. Моя метка ни разу не активировалась. Но она включилась во внутреннем периметре: это кольцевой путепровод, он огибает столицу. Мы только что проскочили мимо развилки. Видел?

– Ну, видел, – подозрительно процедил Ветер, вспомнив, что метрах в двустах за спиной путепровод пересек другой, тоже из синтетика полисона и с одноколейкой, уходящей вдаль.

– Я вспомнил о маяке, потому что зачесалось под лопаткой – это включилась метка.

– Вовремя вспомнил, значит?

– Вовремя, йло, – согласился офицер.

– Ладно! – Ветер снова стал благодушным. – Уж не обессудь, братан! Мы, пацаны, иногда деремся. Это же ничего, да?

– Режь скорее, – распорядился Тимох, думая, надолго ли ему хватит терпения с галерцем. – Да не твоим ножом, я сдохну от заражения крови. Расчехли мой… И, главное, не вырони маяк, он величиной не больше горошины перца. Это самое важное: не вырони. Я должен унести маяк в лес. Покружусь на полянах и оставлю у себя до утра. И даже больше: донесу маяк почти до самых терминалов Мая.

– Зачем петлять в лесу? Ритуал, что ли?

– Ээээ… – выдохнул Тимох, переживая саднящую боль под правой лопаткой. Из Ветера хирург – как из ежика мочалка, расковырял всю спину.

– Птицы шу часто воруют у жителей мелкие предметы, – сказал патрульный. – И среди безделушек им порой достаются приборы с маячками. Потом шу разносят безделушки далеко по окрестностям. Я буду вести себя, как самец шу: влетел в путепровод, вылетел, занес маячок на заветную полянку, но не оставил. Птицы носят предметы с одной поляны на другую и перекладывают раза три-четыре, пока не определятся с местом для ухаживаний за самочками. Мне придется оказаться на закате там, где окажется любая птица округи – на ближайшей горе, и повыше, куда флорники не дотянутся. Квадрокоптер-соглядатай проверит путепровод и уберется в город, как только дежурный наблюдатель в Вечном Мае решит, что, по всем приметам, проказничает самец шу. А дальше – дальше видно будет. А ты, если не дашь себе заболеть новой маниакальной идеей, должен наглухо задраить базу, понятно? Так ты согласен вернуться, или я уйду с мыслью, что Анна и Мрия остались на ночь одни?

– Я типа здесь ночевать буду? Нет уж. Конечно, двину обратно. Все сделаю, – заверил Ветер.