Ночь… Запятая… Ночь…

Они уже наскакивали друг на друга, когда Пекалова осенило.

Пекалов пошел к выходу, он спешил, но не бежал – он шел самыми ровными шагами, и, только когда у начала подкопа ровных его шагов оказалось четыреста, он повернул и кинулся в глубь подкопа вновь. Теперь он бежал, он бежал сколько было сил, а едва добежав, крикнул: «Верно, копай вверх!..» – и дух у него захватило.

Отдышавшийся, он не стал объяснять, но весь задрожал, засуетился.

– Давай, милые, давай! – Пекалов хватал то лом, то лопату, взвинчивая слепых, и без того уже взвинченных. «Я вижу ее, вижу!» – кричал старый слепец, остервенело вгрызаясь в землю, а рядом и Кутырь, уже догадавшийся, бил ломом вверх и вверх – они мешали друг другу. Они били как спятившие. Вскоре Пекалов услышал скрежет: старый и молодой слепцы – оба кирками – били по большому недвижному камню. Сыпались искры. Отбросив кирки, слепцы взялись за ломы, и тогда искры посыпались еще сильнее, но слепые не видели искр.

– Вижу! – кричал старый слепец. – Вижу ее!

Бить по цельному камню было бессмысленно, и Пекалов хватал их за руки.

– Остановитесь! Это ж камень!.. Слепые, что ли?! – злобно орал он, уже и не слыша своих слов.

Но те слышали.

– Сам слепой! – гневно кричал старый слепец.

– Да помоги же! – Пекалов крикнул Кутырю, и только вдвоем, пустив в ход кулаки, они отогнали убогих.

Камень оказался огромным, и подкапывать надо было с умом: камень, когда подкопают, должен был к ним выпасть сам, но выпасть не сильно, тогда вода реки, если река еще над ними, не поглотит их всех мгновенно – валун сыграет роль затычки, пусть даже неплотно подогнанной. Прогнав слепых, Пекалов и Кутырь посовещались; они осматривали камень внимательно и сколько можно спокойно, но угла так и не нашли – камень закруглялся. «Валун», – решил Пекалов, и Кутырь кивнул, а по подкопу слышались осторожные, шуршащие шаги: возбужденные слепцы вновь подбирались ближе, – хотели работать.

Камень был похож на огромное яйцо, лежавшее на боку. И если камень такой огромный, что с места не сдвинуть, то остается именно подкопать, и пусть съедет вниз, сползет своей тяжестью, своим весом. «А если реку вскроем?» – «А что делать иначе?» – шептались Пекалов и Кутырь, обсуждали, а убогие стояли сзади них, не уходили, тоже шептались. Слепцы были слишком возбуждены, к тому же затаили мысль, что почему-то их сознательно не допускают к святыне. Слепцы считали, что их обкрадывают.

Так что, едва Пекалов и Кутырь расширили подкоп, слепцы тут же втиснулись, чтобы отгребать. Отгребая, тощие и полуголодные, они грянули петь псалмы. Копали разом. Овальность камня полностью наконец обнаружилась: земля под камнем пошла мягкая, даже как бы нежная. Согнувшийся Пекалов выгребал и отбрасывал землю руками, по-собачьи. «Идет!.. Идет!..» – кричал ему Кутырь, заметив, что камень подрагивает, а Пекалов все выгребал, и камень нависал над ними, оголяясь и округляясь все больше. Послышался скрежет; копатели замерли. Усиливаясь, скрежет вырос в зловещий звук, земля как бы ахнула, и огромный валун с шумом обрушился на них. Слепцы кинулись вперед; свеча погасла.

Пекалов успел заметить, что слепец, суетившийся меж ним и Кутырем, раздавлен всмятку. Еще он понял, что их не затопило, что воды нет. Но света там не было, была тьма, хотя и пахнуло вдруг оттуда воздухом остро, пряно, прибрежно. И тут оживший валун вновь содрогнулся, сместился и по локоть отдавил упавшему Пекалову руку, отчего он сразу потерял сознание.

Кутырь отскочил. В свете гасшей свечи он тоже успел увидеть раздавленного, растекающегося слепца и там же – корчащегося Пекалова. Но свечу задуло, и Кутырь, уткнувшийся в мрак, не мог понять, почему темно и почему такая непроглядность, если выход есть и если уже пахнуло береговым воздухом. Кутыря охватил страх. Во тьме Кутырь все же кинулся к придавленным.

– Силы небесные и силы земные… – бормотал он, стуча, клацая в страхе зубами.

Кое-как высвободив, он поволок Пекалова по подкопу назад, придерживая его расплющенную руку. Он спешил. В темноте он спотыкался, ронял Пекалова, подымал и волок вновь.

– Силы небесные и силы земные… – причитал, всхлипывая, старый вор.

Лишь выйдя и вытащив Пекалова из подкопа, Кутырь понял, почему они там не увидели света: была ночь.

А рванувшиеся вперед слепцы, как и положено слепым, отсутствия света не испугались. Более того: не слыша погибшего, они решили, что третий их товарищ уж там, впереди, и устремились к выходу. Они вылезли быстро. На той стороне реки, в кустах и в провалах болот, они громко кликали и звали Богоматерь, которая теперь их почему-то оставила, не слышала.

С этого берега ночью их тоже никто не увидел и не услышал: поселок спал. Слепцы метались, проваливаясь в болоте по пояс, и уже не звали Богоматерь.

– Люди! – звали они. – Люди!.. – А потом, уже почуяв беду и гибель, звали своего поводыря, кричали, что они ему все простят.

– Мальчик! Мальчи-и-ик!.. – ласково, по-женски звали и кликали они.