Аните только и оставалось надеяться, что с Хернами не произошло по дороге ничего страшного. Но вслух она не решалась выражать своих опасений. Зачем понапрасну беспокоить остальных? Тем более что Вернон и Роза могут подъехать в любую минуту. Анита попыталась представить себе самый простой и естественный вариант: Херны проезжали мимо какого-нибудь дискоклуба и, решив еще раз доказать себе, что они по-прежнему «молоды духом и телом», заехали туда и задержались дольше, чем предполагали.
Джоан Берман считала, что стаканчик хереса ей бы сейчас не повредил, но тем не менее продолжала пить кофе. Таким образом она морально поддерживала своего мужа, которому алкоголь был строго противопоказан. Иногда она мечтала о том, что в один прекрасный день Сэнфорд оценит ее самопожертвование и в знак солидарности перестанет уплетать все, что попадется ему под руку, — ведь сама Джоан почти уже год сидела на диете и от этого очень страдала. Хотя на сей раз она, в отличие от супруга, не удержалась и попробовала все, что было на столе Пища действительно оказалась прекрасной, а всяческие лакомства с детства были ее настоящей слабостью. Сэнфорд же никогда не поддерживал жену и не отказывал себе в еде, да еще вечно подшучивал над ней, заявляя: «Если я алкоголик, то ты пищеголик, а это ничуть не лучше». С этим Джоан никак не могла согласиться. Она слишком хорошо еще помнила все ужасы, связанные с его пьянками, и теперь страстно молила Бога, чтобы он не начал пить вновь.
Джоан знала о том, что Сэнфорд не дурак выпить, еще до свадьбы, но наивно полагала, что семейная жизнь все изменит. Однако они прожили вместе уже тринадцать лет, но на него ничего не действовало. Его не останавливало даже присутствие детей, а их у Берманов было четверо. В конце концов он однажды допился до такого состояния, что и сам потом горько жалел об этом. Зато с того дня начался долгожданный поворот в его жизни. Джоан тоже не могла забыть этого случая и каждый раз вздрагивала, когда перед ее мысленным взором всплывали подробности того инцидента…
В тот день Берманов пригласили на собрание акционеров страховой компании в Нашвилле, где чествовали Сэнфорда как одного из выдающихся работников фирмы. Джоан понимала, что одной из причин пьянства ее мужа было его стремление каким угодно образом сбросить напряжение и усталость от деловой жизни, — ведь ему всегда хотелось быть первым буквально во всем, и он стремился любыми средствами добиться признания и успеха. А понимая все это, Джоан уже не могла, как прежде, беспечно радоваться постоянным удачам своего мужа и принимала его продвижение по службе и бесконечные награждения со смешанными чувствами — временами ей даже казалось, что именно из-за них и начались в семье первые разногласия. Сэнфорд частенько сердился на нее за то, что она не рада его успехам и не поддерживает его в трудной борьбе с конкурентами.
Прямо в день приезда во время банкета Сэнфорд умудрился нализаться так, что у него начались галлюцинации. Ему показалось, что у всех официантов спрятаны под одеждой пистолеты и ножи, и они незаметно достают их за спинами гостей. После первого замечания о том, что будто бы он лично видел, как взметнулся клинок кинжала за спиной у одного из его коллег, окружающие нервно рассмеялись, приняв это за неудачную шутку. Но Сэнфорд не успокоился. Теперь он вообразил, что если официантам не удастся застрелить или зарезать его, то они обязательно подмешают в угощение яд. Поэтому, когда подали горячее, он вскочил со стула, сбросив при этом на пол свою тарелку и стакан, и, шатаясь, вышел из зала.