Спенсер искренне верил, что разрешение атаковать террористов будет получено сразу же после угрозы Мао начать уничтожение заложников. Если губернатор твердо решил не освобождать заключенных, вступление в бой с Зеленой бригадой будет единственным выходом из создавшегося положения. И Спенсер осознавал это с горечью и надеждой. Но в конце концог
в губернатор пошел на попятную и уступил террористам. Директор ФБР отдал Спенсеру приказание не начинать операцию до тех пор, пока останется хоть малейшая возможность спасти заложников. Поднятый по тревоге вертолет уже находился на пути к тюрьме Аттика и должен был забрать оттуда Кинтея и его товарищей по Зеленой бригаде. Часы уже показывали десять. А полковник Мао, судя по всему, была настроена решительно и не собиралась отступать от намеченной программы.Спенсер судорожно сжимал телефонную трубку. Он курил сигареты одну за другой, и пепел рассыпался по его мокрой от пота рубашке. На секунду оторвав трубку от уха, он выплюнул окурок, и в сердцах растер его каблуком по блестящему мраморному полу аптеки. Но в разговоре Джим изо всех сил старался не проявить своего панического настроения.
— Вы должны понять, полковник… Я ведь не сам принимаю все решения. Я должен ждать указаний от губернатора штата. Даже если Кинтей и все остальные были арестованы Федеральным Бюро, то осудили их за убийство по законам штата Нью-Йорк, а не за преступления перед федеральными властями… Кроме того, губернатору потребуется время, чтобы договориться насчет вертолета, и…
— Свинья! — прокричала в трубку полковник Мао. — Не корми меня этим дерьмом! Меня блевать тянет от твоего трепа!
Спенсер отнял трубку от зудящего уха. Его язва давала о себе знать еще сильнее, чем тогда, когда он пытался беседовать со своей неисправимой шестнадцатилетней дочерью. Временами он просто поражался тому, до чего же смогла докатиться его Кэролайн в своем явном стремлении опозорить родного отца, и только надеялся, что она не зайдет так далеко, как эта сумасшедшая сучка, с которой он сейчас говорит по телефону.
Как и его собственная дочь, о которой Джим так беспокоился, полковник Мао происходила из простой американской семьи. Ее настоящее имя было Дениз Шеффер. Когда она училась в Калифорнийском университете в Бер- к\и, ее вызов родителям постепенно перерос в вызов обществу. Она примкнула к Симбионезской Освободительной Армии (СОА), завела дружбу с Нэнси Перри и Патрицией Солтисик, больше известными под кличками Фахиза и Зоя, и стала распространять брошюры, в которых восхвалялось похищение Патриции Херст и требование баснословного выкупа за нее под предлогом обеспечения «хлеба для масс». Когда СОА была фактически уничтожена в результате кровопролитной схватки в Лос-Анжелесе, Дениз Шеффер превратилась из человека, сочувствующего марксизму, в его закоренелого фанатика. Она бросила своего мужа, которому не было и двадцати лет, и младенца-сына п стала любовницей чернокожего Уилсона Вуд- рафа, известного также под прозвищем генерал Кинтей, который в свое время сидел с тюрьме вместе с Дональдом де Фризом (или генералом Синком, впоследствии убитым руководителем СОА). Дениз отказался от семьи, от церкви, от родины, чтобы стать «солдатом революции» в Зеленой бригаде Вудрафа, одной из недобитых групп Симбионезской Армии. Ее разыскивали ФБР и полиция штата Нью-Йорк за соучастие в тех же самых преступлениях, за которые ее товарищи отбывали сейчас срок в тюрьме: за попытка захвата инкассаторской автомашины и убийство из огнестрельного оружия двух полицейских.
— Время уходит, свинья, — предупредила Мао. — Через три минуты я отдам приказ казнить первого заложника.
— Полковник, не надо этого делать, — как можно мягче сказал Спенсер, специально называя Мао самочинно присвоенным ею воинским званием и тем самым пытаясь польстить ее нездоровому самолюбию. Он старался говорить спокойно и уверенно, а сам в это время лихорадочно вытаскивал из пачки очередную сигарету. — Как я уже сказал вам, полковник, губернатор согласился освободить ваших людей. Но это требует времени. Переговоры должны идти по соответствующим каналам. Вы же не можете…
— Не говори мне, чего я могу, а чего нет! — прорычала полковник Мао. — Здесь командую я! Я говорю от имени всего угнетенного народа! И очень хорошо знаю, что все попытки нанести удар по вашей гнилой системе провалились только потому, что раньше люди не были стойкими и до конца последовательными в борьбе за нашу святую идею. Но теперь-то мне ясно, что пока я с тобой разговариваю спокойно, ты меня уважать не начнешь. Так что через три минуты я перехожу к действиям. Ровно в десять мы казним одного из наших военнопленных.
— Разве вы не уважаете Женевскую конвенцию? Как же вы можете называть себя борцом за дело народа, если похищаете людей и убиваете их наобум, не принимая во внимание ни их достоинства, ни даже невиновности?