Ночи Истории

— Где вы были все это время? — угрюмо задал монах встречный вопрос.

— Пойдемте посмотрите.

И, подхватив свой узел, Казанова увлек его вперед, к слуховому окну. Там Джакомо показал ему, чего он добился, и объяснил, как попасть на чердак. Как высоко от пола находится окно, они не знали, высота могла оказаться значительной, и они не рискнули прыгать с подоконника. Одному из них будет несложно спустить другого с помощью веревки. Но пока неясно, как будет спускаться второй. Так рассуждал Казанова.

— В любом случае первым лучше спуститься мне, — сказал Бальби без колебаний. Несомненно, он очень устал на этой скользкой крыше, где одного неверного шага ему хватило бы, чтобы отправиться следом за своими пожитками. — Когда я окажусь внутри, вы придумаете, как последовать за мной.

Этот бездушный эгоизм на мгновение поверг Казанову в ярость — уже во второй раз с тех пор, как они покинули камеру. Но, как и прежде, Казанова подавил ее и, не говоря ни слова, начал разматывать веревку. Надежно закрепив ее под мышками Бальби, он заставил монаха лечь ничком на крышу, ногами вниз, и, понемногу стравливая веревку, спустил его к слуховому окну. Затем он велел своему спутнику залезть в окно по пояс и ждать его, сидя на подоконнике. После того, как монах это проделал, Казанова последовал за ним, осторожно соскользнув на крышу слухового окна. Прочно умостившись там, он, опять же с помощью веревки, опустил Бальби внутрь — окно оказалось на высоте около пятидесяти футов над полом. Это развеяло всякие надежды Казановы на то, чтобы просто-напросто спрыгнуть с подоконника вслед за монахом. Он не на шутку встревожился. Однако монах, безумно обрадовавшись, что слез наконец с этой проклятой крыши и опасность сломать шею миновала, с присущей ему глупостью крикнул Казанове, чтобы тот бросал ему веревку — он о ней позаботится.

«Нетрудно догадаться, — пишет Казанова, — что у меня хватило осторожности не последовать этому дурацкому совету».

Не зная, что с ним произойдет дальше, если он не отыщет какой-нибудь способ спуститься в окно, Джакомо опять взобрался на конек крыши и в отчаянии начал поиски сызнова. На этот раз ему повезло больше. Он обнаружил возле купола площадку, которую раньше не заметил, а на ней — корыто со штукатуркой, мастерок и лестницу футов в семьдесят длиной. Он понял, что надо делать дальше. Казанова привязал конец веревки к одной из перекладин лестницы, положил ее вдоль ската крыши и, по-прежнему сидя на коньке верхом, отправился обратно, таща с собой лестницу. Вскоре он добрался до слухового окна.

Но теперь предстояло просунуть лестницу в окно, и приходилось сожалеть, что он так поспешно отказался от помощи своего спутника. Он развернул лестницу и спустил вниз по крыше так, что один ее конец оказался на окне, а другой футов на двадцать высовывался за край крыши. Казанова соскользнул к слуховому окну и подтянул лестницу так, чтобы добраться до восьмой перекладины. Сделав это, он крепко привязал к ней веревку и снова опустил ее нижний конец вниз, намереваясь просунуть верхний конец в створ окна. Однако лестница не пролезла внутрь дальше пятой перекладины: ее конец уперся в крышу изнутри. Продвинуть лестницу дальше было единственным способом — приподняв другой конец.

Джакомо понимал, что можно спуститься внутрь по веревке, привязав ее к лестнице, прижатой к оконной раме. Но в этом случае, увидев утром лестницу, их преследователи не только догадаются, каким способом был совершен побег, но и смогут обнаружить затаившихся беглецов: тогда Казанова еще не знал, сколько им придется прятаться на этом чердаке. Проделав столь трудный и рискованный путь, затратив такие громадные усилия, он решил не полагаться больше на случай. Казанова осторожно сполз на животе к самому краю крыши и уперся ногами в мраморный водосток. Лестница одной из своих перекладин была зацеплена за подоконник.

Это было крайне опасное положение. Но терять ему было нечего; он приподнял конец лестницы на несколько дюймов и подтолкнул ее на фут или около того чуть дальше в окно. При этом вес наружной ее части значительно уменьшился. Казанова был уверен, что, продвинув лестницу таким же образом внутрь еще на пару футов, он сможет спокойно вернуться к окну и там закончить эту операцию. Чтобы сделать это быстрее, он приподнялся на колени.

Но в тот миг, когда Казанова толкнул лестницу, он поскользнулся и, отчаянно пытаясь за что-нибудь ухватиться, полетел с крыши. Он повис над бездной, судорожно уцепившись пальцами и локтями за край водостока, который оказался на уровне его груди.

Это было мгновение такого ужаса, какого он не испытывал потом ни разу за всю жизнь, полную опасностей и смертоносных передряг. Даже спустя полвека Казанова не мог писать об этом без содрогания.