Ночи Истории

По мере того, как возрастала известность графини Жанны де Валуа — так мадам де ля Мотт стала именовать себя, — ее покровительства стали искать различные карьеристы и люди, жаждущие продвинуться по службе, неплохо платившие ей за обещания ходатайствовать за них перед двором.

И вот в паутину ее интриг попался кардинал де Роган, который, как он сам признавался, «был совершенно ослеплен безмерным желанием обрести благосклонность королевы». Она вдохнула новую надежду в отчаявшееся сердце кардинала, заверив, что в благодарность за все милости, оказанные ей, она не успокоится, пока королева не изменит своего отношения к нему.

Спустя некоторое время она стала уверять его, что под ее влиянием враждебность королевы к нему ослабевает, и наконец объявила, что королева просила передать: она желает получить от него оправдательное объяснение, которое он так долго и тщетно пытался представить ранее.

Роган, безмерно обрадованный, составил объяснение, которое было передано королеве графиней, и через несколько дней получил на бумаге с голубой каймой, украшенной французскими лилиями, собственноручную записку королевы.

«Я рада, — писала Мария-Антуанетта, — наконец-то узнать, что Вы не виноваты. Я не могу пока даровать Вам аудиенцию, которой Вы желаете, но как только обстоятельства позволят, я дам Вам знать. Надеюсь на Вашу скромность.^»

По совету графини Валуа, его преосвященство послал ответ с выражениями глубокой благодарности и радости.

С этих пор началась регулярная переписка между королевой и кардиналом, продолжавшаяся на протяжении трех месяцев и становившаяся все более интимной и сердечной. Его просьбы получить аудиенцию становились с каждым письмом все настойчивее, и наконец королева объявила, что, побуждаемая уважением и расположением к нему, так долго находившемуся в немилости, сама желает встречи с ним. Но все должно остаться в тайне. Публичная аудиенция пока преждевременна: у него много врагов при дворе, которые, узнав об этом заранее, могут все погубить своими интригами.

Получить такое письмо от прекрасной женщины, да еще королевы, чья недоступность увеличивала тысячекратно ее привлекательность в его воображении, — это неизбежно должно было вскружить кардиналу голову. Тайная переписка, завершающаяся тайной встречей, казалось, сблизила их, что было невозможно при иных обстоятельствах.

В ткань его эмоций, основу которой составляло честолюбие, вплеталось теперь и другое, романтическое, хотя и полное почтения, чувство.

Легко себе представить, с каким настроением принц-кардинал направлялся этой ясной благоуханной летней ночью к роще Венеры. Он шел заложить фундамент величественного здания своих честолюбивых устремлений. Для него это была главная ночь жизни.

— Ночь сокровищ, — произнес он, глядя на усыпанное бриллиантами звезд небо. Увы, эта его фраза оказалась пророческой.

Пройдя аллею, обсаженную самшитом и вязами, он вышел на открытую лужайку, в центре которой деревья, посаженные по кругу, образовывали небольшую рощу. Там собирались установить, но так никогда и не установили, статую Венеры. Но хотя там и не было холодного мраморного изваяния богини, зато стояла живая, мерцающая в темноте фигура королевы, которая ждала его.

Роган остановился. Он почти не дышал. Лишь сердце его колотилось. А уже через минуту он почти бежал. Войдя в рощу, он сбросил свою широкополую шляпу, встал перед королевой на колени, целуя кайму ее белого батистового платья. Что-то (а это была роза, брошенная ею) слегка задело его щеку. Почтительно, как символ ее расположения, поднял он цветок и посмотрел в ее гордое, прелестное лицо, которое, хотя и неясно различимое, он, несомненно, узнал. Взгляд его выражал благодарность и преданность. Он заметил, что она дрожит, и услышал волнение в ее голосе, когда она обратилась к нему:

— Вы можете надеяться, что прошлое будет прощено.

Прежде чем он успел до конца насладиться смыслом этих сладостных слов, послышались быстрые шаги, нарушившие их уединение. Человек, в котором кардинал как будто узнал камердинера королевы, Декло, раздвинув завесу листвы, заглянул в рощу.

— Скорее, мадам! — воскликнул он возбужденно. — Приближаются графиня ля Комтесс и мадемуазель Д'Артуа!

Королева быстро скрылась, а кардинал тихо отошел в сторону.

Но, когда на другое утро графиня Валуа принесла ему на листочке с голубой каемкой записку, в которой королева советовала ему терпеливо ждать часа, благоприятного для публичной демонстрации королевского благоволения, он смиренно и с легким сердцем принял этот совет. Его согревали воспоминания о ее голосе и брошенной ему розе. Вскоре пришла еще одна записка, в которой Мария-Антуанетта рекомендовала ему удалиться в его страсбургскую епархию и находиться там до тех пор, пока она не решит, что подходящий момент для восстановления его в прежнем положении наступил.

Покорно исполнил он и эту рекомендацию.

В декабре того же года у графини Валуа появился новый соискатель ее протекции, и тогда же она впервые увидела знаменитое бриллиантовое ожерелье.