Ночи Истории

Однако послушная дочь Марии-Терезы, испытывающая к Рогану ненависть и непреодолимое отвращение, не захотела прислушаться к этим разумным доводам.

— Что значат для нас скандалы? — заявила она.

Король взглянул на Бретеля.

— А вы, барон? Что вы думаете?

Де Бретель, смертельный враг Рогана, пожал плечами и постучал пальцем по документу.

— Перед лицом этого, сир, мне кажется, единственно правильным решением будет арест кардинала.

— Вы верите, что… — начал было король и умолк, не закончив фразы.

Но Бретель понял.

— Я знаю, что кардинал может быть стеснен в средствах, — сказал он. — Он всегда сорил деньгами направо и налево, а теперь еще эти долги его племянника, принца де Гаймени.

— И вы можете поверить, — воскликнул король, — что принц дома Роган, даже если он и нуждался в деньгах, мог… О нет, такое невозможно себе представить!

— Разве он не украл мое имя? — оборвала его королева. — Разве это не доказывает, что он обычный тупой мошенник?

— Но мы еще не выслушали его, — робко напомнил король.

— Возможно, его преосвященство сумеет что-то объяснить, — отважился ввернуть Миромесниль. — Будет весьма благоразумно дать ему такую возможность.

Король в знак согласия кивнул своей породистой головой в напудренном парике.

— Пойдите и разыщите его. Немедленно приведите его! — обратился он к Бретелю. Последний поклонился и вышел.

Вернувшись вскоре, он придержал дверь, давая пройти статному кардиналу, вряд ли сознающему, что ему предстоит, безмятежному и умиротворенному, облаченному в багряную шелковую сутану. Кардинал быстрым шагом подошел к королю. В первый раз с той романтической ночи в роще Венеры, после которой прошел уже целый год, очутился он лицом к лицу с королевой.

Внезапно, как гром среди ясного неба, прозвучал вопрос короля:

— Кузен, что это за история с покупкой бриллиантового ожерелья, которую, по вашим словам, вы сделали от имени королевы?

Король и кардинал смотрели друг другу в глаза, причем глаза короля были прищурены, а глаза кардинала округлены от неожиданности. Король подался вперед, опершись локтями на стол, кардинал же стоял, застыв на месте, напряженно и неподвижно.

Краска постепенно сошла с лица Рогана. Его глаза искали королеву и встретили ее презрительный взгляд, холодную усмешку. Наконец он слегка наклонил голову.

— Сир, — сказал он неуверенно, — я чувствую, что был обманут. Но сам я не обманывал никого.

— Тогда вам не о чем беспокоиться. Нужно только все объяснить.

Объяснить! Как раз этого он не мог сделать. Кроме того, какого рода объяснение требуется от него? Только королева могла решить это.

— Если вы действительно были обмануты, — сказала она насмешливо, пронзая его стальным взглядом, — то прежде всего вы обманули самого себя. Но даже и в этом случае невозможно поверить, чтобы самообман завел вас так далеко, что побудил выставить себя моим посредником! Вас, человека, который должен знать, что он — последний из наших подданных, кого бы я просила об услугах. Вас, с кем я не разу не разговаривала за последние восемь лет! — Слезы гнева показались на ее глазах, голос дрожал. — А теперь вы хотите заставить нас поверить в то, во что поверить невозможно.

Так одним ударом она разбила вдребезги надежды, питаемые им с той «ночи сокровищ» (поистине, сокровищ!) в роще Венеры. И вот рухнули его честолюбивые мечты, а сам он повержен в прах!

Видя его замешательство, незлобивый монарх поднялся.

— Хорошо, кузен мой, — сказал он мягко, — соберитесь с мыслями. Сядьте и напишите, что бы вы могли сказать в ответ.

И с этими словами он направился в библиотеку, сопровождаемый королевой и двумя министрами.

Оставшись один, Роган, шатаясь, подошел к креслу и бессильно опустился в него. Он взял перо, задумался на минуту и начал писать. Но ему еще не все было ясно. Он никак не мог постичь, как его провели, все еще не мог поверить, что эти драгоценные записки от Марии-Антуанетты были поддельными, что совсем не королева встретила его в роще Венеры и бросила ему розу, засохшие лепестки которой хранятся между ее письмами в красной сафьяновой папке. Но ему было, по крайней мере, ясно, что ради королевы — ради чести королевы — он обязан предположить, что так все и было. И, приняв решение, он принялся за объяснение.

Закончив, он сам отнес его королю в библиотеку.

Людовик, наморщив лоб, прочел написанное, затем передал бумагу королеве.

— Ожерелье сейчас у вас? — спросил король.

— Сир, я передал его этой женщине — Валуа.

— Где сейчас эта женщина?

— Я не знаю, сир.

— А письмо с подписью королевы, которое вы, по словам ювелиров, показывали им, где оно сейчас?

— Оно у меня, сир. Я передам его вам. Только сейчас я понял, что это подделка.

— Только сейчас! — воскликнула королева с усмешкой.

— Имя ее величества было скомпрометировано, — сурово сказал король. — Оно должно быть очищено. Как королю и как мужу мне ясен мой долг. Ваше преосвященство, я должен подвергнуть вас аресту.

Роган в оцепенении сделал шаг назад. Он был готов к позору, к отставке, но только не к аресту.