Клеопатра слушала краем уха. Юлий говорил красиво, в принципе ей следовало бы у него поучиться – и манере построения фраз, и умению полностью завладевать вниманием толпы. Александрийцы, всегда относившиеся к римлянам достаточно неприязненно, слушали его, в буквальном смысле разинув рты.
Смысл речи Юлия сводился к тому, что разногласия между царем и царицей наконец-то устранены и они будут править вместе, как и завещал их отец, а Рим выступает гарантом исполнения завещания. Он не сказал ничего конкретного, никого ни в чем не обвинил, но из его речи складывалось впечатление, что Юлий хорошо знает виновных в разжигании розни между Птолемеем и Клеопатрой и, если эти виновные будут продолжать действовать в том же духе, они будут наказаны.
Позже Клеопатра поинтересовалась:
– А почему бы не наказать Пофиния и Ахилла сразу? Неужели обязательно нужно ждать… еще какого-нибудь инцидента? Или ты боишься, что в противном случае народ будет недоволен и все окончится восстанием?
Юлий, до ее вопроса перебиравший какие-то свитки на столе и складывая их в ведра, поднял голову. Взгляд этих серых глаз выдержать было достаточно трудно, но Клеопатра глаз не опустила.
– А ты и в самом деле хочешь, чтобы они были наказаны именно сейчас?
Она не поняла и нахмурилась.
Цезарь усмехнулся, подняв правый уголок рта.
– Ты еще не искушена в политике, девочка моя. Сформулирую вопрос по-другому. Если убрать прихвостней твоего брата сейчас, они не смогут мутить воду, верно? В таком случае Птолемей Дионис останется у власти, и с его характером ты в любой момент можешь ожидать появления новых прихвостней – и совершенно любого, непредсказуемого поступка с его стороны. Так?
Так. Против этого, конечно, не поспоришь. Только она пока по-прежнему не понимала, куда он клонит.
– А если его свора останется при нем – как она поведет себя дальше?
Женщина дернула плечом. Это и тушкану понятно: они снова будут подзуживать его свергнуть ее, Клеопатру, и править далее самостоятельно. Только если рядом не окажется Цезаря, ей – конец.
– Отвечай.
Надо же, он требует ответа, как будто ее учитель!
Нахмурившись, она сказала:
– Они попытаются снова избавиться от меня.
– Верно. Так что надо сделать? Впрочем, возможно, тебе трудно произнести это вслух… Что же, тогда скажу я. Необходимо сделать так, чтобы
Это была словесная пощечина. Юлий что, считает ее настолько тупой?
– Я все прекрасно поняла, – надменно ответила Клеопатра. – Ты хочешь разжечь гражданскую войну, в результате которой Птолемей либо погибнет, либо сдастся на милость победителя. Победительницы.
– Верно, – Цезарь кивнул и снова склонил голову набок – так рассматривают интересующий их предмет большие собаки. – И если ты начнешь…
– Не переживай, о великий Юлий, – кажется, прозвучало слегка насмешливо, ну да ничего, как-нибудь переживет. – Я… лишена такого рода предрассудков.
На самом деле – нет, конечно, не лишена. Она изо всех сил старалась, чтобы брат остался в живых. Пускай он противный, глупый, истеричный, пускай ее от его присутствия передергивает, все равно он – брат. Но… Сам Птолемей не остановится ни перед чем, а своя жизнь все-таки дороже. Если только будет малейшая возможность сохранить ему жизнь – ее сохранят, об этом она позаботится. Если нет…
– Но только плохой правитель втягивает свой народ в гражданскую войну. Гражданская война – она еще хуже обычной! Это – голод и разорение, и к тому же когда отец идет против сына…
– …а брат против брата, – подхватил Цезарь, – это ужасно. Не кажется ли тебе, что пора прекратить произносить прописные истины?
Голос его немного смягчился:
– Я вижу, ты и в самом деле переживаешь. Могу тебя утешить:
– Я говорю не о внешней стороне! – сказала она с отчаянием. – Я на самом деле в ужасе от того, что наше противостояние привело к гражданской войне!