Ночи Клеопатры. Магия любви

– Хорошо, что ты рассказала мне сама. Давай договоримся с тобой раз и навсегда. Война – в твоей стране, и от ее исхода зависит твое будущее. Верно?

Она кивнула: в горле пересохло, и слова оттуда выходить не хотели.

– Если ты захочешь что-то узнать – скажи мне. Я либо расскажу тебе сам, либо ты будешь присутствовать на моих советах. В открытую или тайно – будем решать уже в зависимости от ситуации. Но запомни: я не терплю, когда кто-то что-то делает за моей спиной.

Она ожидала, что он повторит подводящую итог фразу еще раз или хотя бы поинтересуется, поняла она или нет. Но Цезарь, видимо, счел тему закрытой и перевел разговор на какую-то другую тему.

Много позже, путешествуя по Нилу, Клеопатра спросит у своего возлюбленного, почему он тогда не окончил разговор вопросом «ты поняла?» – как, к примеру, всегда делал ее отец.

– Зачем? – удивился Цезарь. – Если я тебе что-то говорю, предполагается, что ты меня понимаешь. Если ты не в состоянии уразуметь настолько элементарных вещей – какой смысл тебе что-либо объяснять?

Гражданская война тем временем продолжалась. Огорченный поражением на море (несмотря на то что флагманский корабль потонул, римский флот все же одержал победу, причем довольно ощутимую, потопив более трети кораблей Птолемея) юный царь нанес несколько неожиданных ударов. Они были отбиты, но легионы Цезаря понесли серьезные потери. Может, не слишком и серьезные, но по крайней мере более заметные, чем рассчитывал Цезарь.

– Пора браться за дело самому, – бурчал он. – Но для начала подождем, пока меня перестанет штивать.

– Перестанет – что?

– Штивать. Качать, то есть. Это слово используют моряки.

В дни болезни он стал употреблять в разговоре много неизвестных Клеопатре слов из лексикона солдат и моряков. Книжная девочка, изучавшая латынь по трактатам философов и произведениям поэтов, вдруг обнаружила, что язык, который она считала красивым, но несколько скучноватым, зализанным, что ли, приобретает «вкус», становится живым, пускай более корявым, пускай более грязным, но живым, выпуклым.

Память у нее была великолепная, и буквально через несколько дней она применила несколько «изученных» выражений в разговоре с Цезарем.

Римлянин смеялся долго и громко, потом вздохнул:

– Ну, вот, испортил ребенка. Твоя латынь была так хороша! Впрочем, меня оправдывает только то, что площадной брани я тебя не обучил.

– Научи! – тут же вцепилась в него Клеопатра. – Ну, пожалуйста!

– Зачем? Я не стану говорить тебе, что женщине, хоть молодой, хоть старой, браниться не к лицу; иной раз просто по-другому не получается. Но объясни мне, для чего тебе это нужно? Все твои подданные говорят либо по-египетски, либо по-гречески. Из всех римлян ты общаешься только со мной и с моими командирами, которых я ругаю сам и уступать тебе это удовольствие не собираюсь. Если ты отправишься в Рим, там эти слова лучше не использовать.

– Научи!

Он усмехнулся.

– Я не говорю «нет». Как только ты аргументированно мне объяснишь, для чего тебе это, я сразу выполню твою просьбу.

Она подумала пару мгновений.

– Знаешь, знания, как говорится, кушать не просят. И никогда не можешь предугадать, какие знания и в какой момент тебе понадобятся. Только продолжая обучаться, человек остается человеком, а не…

– Довольно, – рассмеялся Юлий. – Ты умеешь быть очень убедительной. Я так понимаю, что это школа александрийских мудрецов? Правда, не уверен, что твои учителя обрадовались бы, узнай они, на что ты тратишь приобретенные с их помощью навыки риторики. Обещай только, что не станешь пробовать новые, гм, приобретенные навыки в беседе со своими учителями.

– Объясни мне, почему ты не приказал казнить Арсиною. Она даже не под стражей!

Младшая сестра сегодня с утра явилась во дворец, наговорила гадостей придворным и с победным видом удалилась.

Если бы у нее были развязаны руки, Клеопатра приказала бы задержать сестру. Но Цезарь еще тогда, когда Арсиноя была доставлена в обмен на Птолемея, настоятельно просил, чтобы младшая царевна оставалась на свободе. Свобода, конечно, была относительной, дворец Арсинои охраняли римские легионеры (Руфрий выделял для этого самых проверенных ветеранов и еще тех солдат, которые совсем недавно женились – Цезарь поощрял браки своих солдат с местными девушками, считая, что это сильнее привяжет солдат к этому городу), а когда она выходила из дворца, за ней по пятам следовали соглядатаи, не слишком-то и прячась. Попробуй она покинуть городские пределы, была бы немедленно схвачена, но в пределах города девушка могла ходить где угодно.

Вот она и ходила.

За десять дней до этого она посетила сестру и попыталась наговорить гадостей ей, но ее миссия окончилась не слишком-то успешно: Клеопатра попросту не стала слушать. После первых же произнесенных сестрой слов она подскочила и вмазала крепким кулачком по породистому носу, так похожему на ее собственный. Пошла кровь, и Арсиноя моментально ретировалась.

Говорили, что после этого она четыре дня не выходила из своих покоев, пока не спала опухоль, но Клеопатру это как-то не интересовало.