Ночи под каменным мостом. Снег святого Петра

– Нет! – убежденно сказал Броуза. – Этот делатель золота не был ни призраком, ни сном. Я знаю, кто был делателем золота у императора. Да, знаю, и не смотрите на меня так. Я, Броуза, узнал этот секрет. И если бы я назвал вам его имя, вы все были бы страшно удивлены и уж немало покачали бы головами!

– Ты знаешь, кто это был? – спросил камердинер таким тоном, что можно было предположить, что и он знает эту тайну.

– Знаю, но об этом нельзя говорить, – ответил Броуза. – Я нередко ходил за Филиппом Лангом по пятам, а потому и знаю, куда он мотался и в каком доме просиживал целыми вечерами. И я в глаза говорил моему господину императору, что он держит этого золотоделателя на горе многим бедным людям и что это не по-христиански… Но мой господин сначала притворился, будто не понимает по-чешски. Когда же я не отступил от него и начал говорить с ним жестко, то он не прогневался, а принялся жаловаться на судьбу, – какой убогой, мол, стала его жизнь, и как тяжек груз на его плечах, и сколько людей он должен содержать, и что расходы на хозяйство не осилить без содействия этого делателя золота… А потом он заставил меня дать страшную клятву в том, что я, доколе Бог даст мне жизни, не выдам имя золотоделателя и ни одному человеку в мире не скажу о сути дела. Я до сего дня держу свое слово!

– Но теперь-то, через столько лет, оно уже не действует! – высказался цирюльник. – Уж нам-то, твоим старым друзьям, ты можешь сказать?

Броуза покачал головой.

– Дай-ка я попробую вытянуть это из него! – сказал придворный слесарь. – Я знаю, что для этого нужно сделать! И он обратился к Броузе.

– А что, кум, как вы насчет яичницы и салатика из зелени? Броуза молча покачал головой.

– Так, может быть, вы желаете чего-нибудь из жаркого или супов? Правда, это греховно дорого в наши дни, да и хозяин порядочный вор, но все-таки?

Броуза не отвечал.

– Ну же! Чего-нибудь мы все-таки хотим? – продолжал слесарный мастер. – Например, отличного жаркого из свинины? Со всем, что к нему полагается?

Броуза нерешительно взглянул на него.

– Свиного жаркого я бы охотно поел! – сказал он. – Не слишком жирного, но и не слишком постного… И к нему немного спаржи.

– Конечно, жаркое будет со спаржей, зеленью и кнедликом! – подтвердил придворный слесарь.

– Ясное небо! Везет же вам сегодня, пан Броуза! – воскликнул один из сидевших за соседним столиком.

Броуза вздохнул. Он выдержал короткую и жаркую борьбу с собою, но преодолел искушение.

– Нет! – сказал он решительно. – Я поклялся моему господину, покойному императору, и всемогущему Богу, и святой Марии, его всехвальной матери – и ради спасения моей души, на которое я очень надеюсь, в этой жизни уста мои будут закрыты. Но, может быть, пан Ярош…

Он немножко помедлил, как если бы вновь обдумывал предложение слесаря.

– Возможно, – продолжал он, – Бог допустит, чтобы мы с вами встретились на том свете. Тогда я сразу подойду к вам и там, наверху, расскажу то, чего нельзя рассказать здесь. Да будет на нас милость Господня! Аминь!

– Аминь! – повторил камердинер и перекрестился, и все остальные последовали его примеру. А на Броузу вновь накатил его старый дураческий стих; он решил, что пообещал Ярошу слишком много, и, чтобы потом не пожалеть об этом, поспешил исправить свою ошибку.

– Но не подумайте, – объяснил он придворному слесарю, – что вы узнаете все задаром. Нет, выкиньте это из головы, тайна везде имеет свою цену. Свиное жаркое с кнедликами и зеленью придется поставить и на том свете!

Он показал на небо и прикрыл глаза; образ небесного жаркого предстал перед ним во всем своем блеске, и сияние вечной радости отразилось на его плосконосом, остробородом и морщинистом лице.

XIII. НЕУГАСИМЫЙ ОГАРОК СВЕЧИ

Когда на Прагу опускались сумерки и становилось темно, Филипп Ланг приезжал в дом на площади Трех Колодцев. Там его уже ждал Мендл, доверенный приказчик и домашний слуга Мордехая Мейзла, который приветствовал его и провожал наверх – к своему хозяину.