Ночи под каменным мостом. Снег святого Петра

Я настаивал на своем, и между нами происходили подчас очень резкие сцены. Однажды моя тетка с присущим ей педантизмом подсчитала с карандашом и бумагой в руках, какие жертвы она принесла на протяжении всех прошедших лет для того, чтобы дать мне возможность продолжать образование. Тут мне пришлось уступить – ничего иного не оставалось. Она действительно лишала себя многого ради меня и желала мне только добра, так что я не имел права разочаровывать ее. Я поступил на медицинский факультет.

Шесть лет спустя я стал врачом, обладающим посредственными познаниями и столь же посредственными ремесленными навыками, врачом, каких много, врачом без пациентов, без денег, без связей и, что всего печальнее, без истинного призвания к своей профессии.

В последний год моего учения, когда я уже работал в качестве врача-практиканта в госпитале, я приобрел (под влиянием одного происшествия, к которому я еще вернусь впоследствии) некоторые привычки, которых, в сущности, я не имел права себе позволять. Я старался бывать во всех местах, которые обычно посещались великосветским обществом. Хотя я и вел себя при этом возможно более скромно, мой новый образ жизни требовал повышенных расходов, для покрытия которых мне не хватало средств, даже несмотря на то, что у меня было несколько учеников. Поэтому мне часто приходилось продавать ценные книги из библиотеки моего покойного отца.

В начале января нынешнего года я снова оказался в очень стесненном материальном положении и понаделал чрезвычайно угнетающих меня долгов. В библиотеке, собранной моим отцом, оставались еще дорогие издания, среди которых выделялись полное собрание сочинений Шекспира и редкое собрание Мольера. Я отнес книги одному моему знакомому букинисту. Он согласился приобрести их и предложил цену, которая показалась мне подходящей. Когда я уже выходил из магазина, он позвал меня обратно и обратил мое внимание на то обстоятельство, что собрание сочинений Шекспира было неполным. Не хватало тома с сонетами и «Зимней сказкой». Сначала я страшно удивился, так как этого тома у меня не было и на квартире, – это я отлично знал. Потом я вспомнил, что несколько месяцев тому назад одолжил его одному из своих коллег. Я попросил букиниста подождать до вечера и отправился за недостающим томом.

Я не застал своего товарища дома и решил дожидаться его. От скуки я взял лежавшую у него на столе утреннюю газету и принялся за чтение.

Сейчас мне чрезвычайно любопытно вспоминать момент, который предшествовал неожиданному повороту событий, и спрашивать себя, что занимало меня в то время, где были мои мысли непосредственно перед тем, как в жизни моей наступила резкая перемена.

Так вот, я сидел в нетопленной комнате и изрядно мерз в своем легком пальто. Зимнего пальто у меня не было. Без особого внимания, только чтобы как-нибудь убить время, я прочел отчет об аресте какого-то преступника, пытавшегося взорвать поезд, статью «Кофе как продукт питания» и, наконец, заметку о пользе гимнастических упражнений. Я ужасно сердился на коллегу, считая, что с его стороны было возмутительным не вернуть мне книгу в срок. Кроме того, меня раздражало большое жирное пятно посредине газетного листа – должно быть, товарищ мой, читая газету, завтракал и задел страницу бутербродом.

Событие, которое произошло вслед за тем, носило совершенно обыденный и ничего не значащий характер. Мой взгляд упал на одно объявление – вот и все.

Управление поместьями барона фон Малхина в вестфальской деревне Морведе оповещало о том, что у них освободилось место общинного врача. Гарантировались определенный ежегодный доход, квартира со светом и отоплением. Предпочтение будет оказано тем претендентам, которые помимо медицинских познаний обладают хорошим общим образованием.

Мысль о том, что я мог бы занять это место, сначала вовсе не приходила мне в голову. Мое внимание обратило на себя только имя владельца поместья. «Барон фон Малхин-и-фон-Борк», – повторял я машинально, и тут до меня вдруг дошло, что имя «Малхин» вызвало в моей памяти полный титул, не указанный в газете. Очевидно, этот человек был мне знаком. Но где я мог слышать или читать о нем?

Я задумался. Ход моих воспоминаний бывает иногда чрезвычайно своеобразен. В моей памяти воскрес сначала какой-то мотив, какая-то старинная песня, о которой я уже много лет не вспоминал. Я напевал про себя эту мелодию до тех пор, пока не увидел комнату с дубовой панелью и загроможденный книгами стол. Еще я увидел себя, сидящего перед пианино и наигрывающего эту самую песню. Теперь я припомнил и текст – в достаточной мере банальный. «Одной любви твоей я жажду», – так начиналась эта песня. Мой отец расхаживал взад и вперед по комнате, по своему обыкновению сцепив руки за спиной. Из сада доносилось щебетанье птиц. «Мне верность не нужна твоя», – играл я дальше. «Барон фон-Малхин-и-фон-Борк!» – доложил чей-то голос. Мой отец остановился и сказал:

– Попросите этого господина войти.

Я встал из-за пианино и отправился в свою комнату, как всегда поступал в тех случаях, когда к отцу приходили гости.