— Отец так разозлился, — продолжал рассказывать Пишти, — что все думали, он вот-вот ударит гитлеровца… Я только сказал, что будет лучше, если он уберется подобру-поздорову.
К Магде подошла тетушка Мартин. Положив руки девушке на плечи, она сказала:
— А я, доченька, хочу тебя кое о чем попросить.
— Ради бога, тетушка Эржике…
— Дорогая Магдушка… Сводила бы ты меня разок к сыночку… Мне бы только увидеть его… До руки его дотронуться… Услышать голос…
Добрая старушка так смотрела Магде в глаза, что невозможно было уйти от ее взгляда, тем более невозможно было отказать ей. Магда расчувствовалась и сначала хотела было пообещать старушке выполнить ее просьбу, но, поразмыслив, стала отказываться.
— Да, но… А почему вы думаете, что я знаю, где он находится?..
— А оттуда же, дочка моя, откуда птички небесные знают, что осенью им нужно отправляться в дальние края.
Магда задумалась и мысленно стала перечислять имена тех, кто знал, где находится Лаци Мартин, а об этом знали: тетушка Линда, Кальман Фаркаш, старый Кечкеш, сама она и еще несколько ребят.
«Одна мать ничего не знает. А правильно ли это?.. Может, завтра случится такое, что они больше никогда не увидят друг друга?»
Пишти внимательно следил за выражением лица обеих женщин. Уж кто-кто, а он-то знал, что Лаци находится в безопасном месте… Но мать?..
— Хорошо… — вдруг согласилась девушка. — Но учтите, об этом не должна знать ни одна живая душа… Даже мужу своему ничего не говорите…
— Да что ты, Магдушка!.. Ему-то я ни за что не скажу! Тогда конец всему…
Пишти бегом отнес ключ отцу, сказав, что тетушка Ач приболела и они с матерью идут навестить ее, домой вернутся скоро. К счастью, старик ничего не заподозрил: в этот момент он был занят тем, что рассказывал соседу о сути Женевской конвенции, в которой предусмотрено, как следует обращаться с военнопленными.
— Можно идти, — сказал Пишти, вернувшись к женщинам.
Когда после условленного стука Магды Лаци открыл дверь и увидел за спиной девушки фигуру матери, он прямо-таки остолбенел. И тут же с заговорщической улыбкой в комнату проскользнул Пишти. Девушка вошла последней.
— Мама! Как вы сюда попали? А ты, длинноухий…
— Ты не сердишься? — начала Магда, наслаждаясь видом Лаци: тот по-прежнему не верил своим глазам.
— Дорогая мама… — Лаци никак не мог успокоиться… — Пожалуйста, садитесь вот сюда, поближе к печке, здесь потеплее. Но ведь это же очень опасно… А если вас здесь застанет облава?..
— Я им тогда так и скажу: «Забирайте меня вместо с сыном!»
Пишти поставил возле печки объемистый вещевой мешок.
— Из сарая унес. Отец ничего не знает.
Старушка Мартин вытирала слезы.
— Вот я и расквасилась… — проговорила она. — Отец ничего не знает… А то бы всю ночь ворочался да ворчал, что, мол, он в свое время тоже был солдатом, но вот живой остался и вернулся домой, а его родной сынок, который до этого был таким храбрым, вдруг дезертировал из армии, заставив всю семью трястись от страха, и не только за него, но и за самих себя…
— А разве брат не член нашей семьи?.. — перебил мать Пишти. — По мнению отца, с Лаци может произойти что угодно, лишь бы семью не беспокоили. Так?
— Да нет, дядюшка Мартин все это понимает иначе, — примирительным тоном сказала Магда.
— Разумеется, иначе, — подтвердила старушка. — Он думает, что Лаци совсем взрослый человек и в состоянии позаботиться о себе, даже если он в солдатах.
— Жестокая философия у него, — пробормотал Пишти.
— А ты еще мал, чтобы осуждать отца, — замахала рукой мать на младшего сына.
— Ты бы лучше рассказал, что сегодня случилось на улице, — попросила Магда Пишти.
Лаци с интересом выслушал рассказ брата.
— Выходит, русские совсем-совсем близко?.. А отец каков, а?! Так защищать раненого!..
— Если бы ты видел, как он смотрел на фашиста, того и гляди, бросится на него. Откровенно говоря, я такого от отца не ожидал.
— Ну вот видишь, а ты еще недоволен отцом.
— Знаю, что человека узнать не так-то просто, — согласился Пишти.
— Когда речь идет о жизни, человек способен на многое. Господь бог не дает в обиду храбрых… — проговорила старушка.
— Да… что касается Лаци… то отец не очень-то с ним возится…
Лаци засмеялся, а тетушка Мартин начала вынимать из корзины провизию.
— Вот тут кое-что из еды… Паштет из печенки, сыр, копченая колбаса… В магазинах хоть шаром покати. Сахар забыли когда был…
— У нас все есть, нам больше ничего не нужно… — начал Лаци.
— Знаю, знаю. Это все Магдушка, добрая душа…
Пишти, как щенок, крутился возле старшего, брата.
— Хороший ты парень, братушка. Я знал, что ты скрываешься.
— Как ты, с отцом не споришь? — Лаци потрепал брата по голове.
— Да когда как… Не понимаю я его. Стоит только где-нибудь разорваться гранате, он, как сумасшедший, кричит: «Пишта! Черт бы тебя побрал, скорее в подвал!.. А то все подохнем!» И такое я слышу чуть ли не каждый день.
— Потерпи еще немного, скоро конец войне…
— Нам пора уходить, тетушка Эржи… До дома я вас проводить, к сожалению, не смогу, — сказала Магда.
— Меня проводит Пишти…
Стали прощаться.