Ночи живых мертвецов

Да (он произнес это слишком нервно, что означало – нет).

Я сказал, что мог бы найти ему работу, может даже в компании, занимающейся грузоперевозками – Билли отучился и получил водительское удостоверение, как и я, а потом водил самосвал на карьере, поэтому знал, как держать руль.

Он закончил, и мы пошли к грузовику.

По пути он поднял что-то с лужайки.

Когда я обернулся, то увидел у него в руках глиняный горшок с мертвой геранью. Он держал его над своей головой.

А затем опустил его на мою.

Следующее, что я помню, – как очнулся здесь, в хижине мамы и папы.

Билли ел сухую лапшу так, как будто это в порядке вещей. Он даже не пытался поломать ее на кусочки – ел, как будто это гребаное печенье или что-то вроде того. Откусывал сразу помногу и – хрусть, хрусть, хрусть. Должно быть, он заметил, как я на него смотрю, потому что сказал:

– Я заметил там кукурузные чипсы, но поддон стоит слишком глубоко в кузове.

Все, что ему нужно было сделать, – это вытащить их оттуда, но Билли всегда был ленивым засранцем. Я попробовал сказать ему об этом.

– Хлленивый заффсранес, – безуспешно промычал я сквозь скотч.

Он закатил глаза, затем подошел и снова освободил мой рот от скотча.

– Хочешь немного? – спросил он, протягивая мне упаковку лапши. Упаковка морщилась и похрустывала.

– Нет. Хотя немного воды я бы выпил. Глотка пересохла, словно печка.

Он кивнул, отошел в сторону, а затем вернулся с банкой колы.

– Я уже открыл одну.

Кола, теплая и газированная, обожгла мне горло, но это было хоть что-то, и я пил ее жадными глотками. Я вздохнул, когда закончил, и поднял голову.

– Билли, послушай. Здесь опасно находиться. Мы неизвестно где…

– Точно. И никто нас тут не достанет.

– Ты не можешь быть в этом уверен.

– А что еще рядом с нами? Ничего.

– Ничего? Два палаточных лагеря в пяти милях отсюда. Плюс старая методистская церковь за поворотом – и там есть чертово кладбище.

– Это болезнь. Болезнь не влияет на тех, кто уже умер.

Он засмеялся, словно считал меня идиотом, а себя – экспертом в чем-то еще, кроме того, как быть законченным раздолбаем.

Я набрался смелости.

– Вот что мы сделаем, Билли. Ты и я, мы садимся обратно в грузовик. Забываем обо всем, что здесь случилось. Мы нигде не будем останавливаться. Мы не обязаны никому помогать. Лишь ты и я – в дороге. Мобильные. Готовые сорваться в мгновение ока. В кабине есть койка. Прицеп в безопасности, крепко заперт. Это словно передвижная крепость.

Частично это было ложью: я не собирался отказываться от своего плана, просто мне нужно было, чтобы он поверил. Если он купится, я выбью ему зубы, а затем потащу туда, куда посчитаю нужным – или оставлю здесь в лесах, чтобы они его сожрали.

По его виду было заметно, что он заглотил наживку.

– Ты хочешь отправиться туда? – Билли замахал руками. – Я слишком сильно ударил тебя, большой братец. Повредил кое-какие шестеренки в твоей голове. Там – они. А здесь мы в безопасности. Кроме того, это наша хижина. Хижина нашей семьи. Ты помнишь? – его глаза заволокло туманом, когда он уставился в некую точку в пространстве. Затем он улыбнулся. – Вспомни, как мы здесь росли. Целая сумка маршмеллоу, чтобы жарить его на огне снаружи. Хэтфилдские хот-доги[62]. Папа с трубкой. Мама с вином. Ты и я, бродим по окрестностям – помнишь, как ты нашел кусок сосновой смолы и втер ее мне в волосы? Маме пришлось вырезать мне целый клок волос – а потом побрить налысо, чтобы скрыть проплешину!

Он пронзительно смеялся, ржал как мул, пока не захрипел и, черт его возьми, чуть не расплакался. Его веселье растворилось в чем-то большем, чем просто сентиментальное горе, и он не рухнул на кушетку, уставившись в никуда. Я хотел сказать ему, что помню, помню то время. Помню, как чуть было не спалил хижину дотла одной из папиных сигарет. Помню, как он однажды кинул мой «вокман» в озеро – не помню, за что, припоминаю только, что он был зол на меня из-за какого-то глупого дерьма.

Но я не ничего не сказал.

Потому что мы оба услышали снаружи шум.

Резкий треск за стеной. Как от сломанной пополам ветки.

У него перехватило дыхание. Но тут же он произнес:

– Ничего особенного. Просто олень.

Затем раздался тихий шорох. Как от ступающих по листьям ног. Медленно. Целеустремленно. Шипящий звук.

Он поднес к губам палец.

– Пистолет, – прошипел я.

Его рот скривился в немом вопросе: «Что?».

– ПИСТОЛЕТ.

Билли шумно сглотнул, оглянувшись в поисках револьвера – я указал в нужную сторону головой, но он уже сам успел его увидеть, подкрался и схватил пистолет дрожащей рукой.