Ночи живых мертвецов

Затем я вскочил, отбросив стул, пиво разлилось, и стал царапать пальцами свою грудь, чертыхаясь, разрывая цепочку с жетонами и хлопая ими о стол так, словно бросил «бэд бит»[53] на карточный стол.

Цепь лежала на столе.

Вместе с зубом.

– Ты когда-нибудь видел такое?! – заорал я на Тарпа, слыша, что мой голос чем-то похож на голос Бо. – Как парни вырезают кривые зубы?! И носят их на груди словно трофеи?!

Тишина.

Тарп зажмурился, рот Деб раскрылся маленькой буквой «о».

Затем они оба поняли – увидев эту бесцветную штуку на столе, – Тарп успокаивающе поднял одну руку, в то время как другой потянулся к своему револьверу.

Но было уже слишком поздно. Я схватил пустую бутылку из-под пива и, размахнувшись, ударил ею Тарпа по голове, а затем – еще раз. Бутылка разбилась, он вылетел из кресла, и я вбил оставшуюся в моей руке «розочку» ему прямо в глотку.

Деб не переставала кричать.

Я нагнулся, схватил кобуру Тарпа и, вытащив револьвер, встал на краю площадки патио.

На моем лице появилась широкая улыбка, когда я понял, что наконец-то исполнилась моя мечта – я могу поохотиться прямо с этого самого крыльца.

Моя улыбка была такой широкой, будто ее вырезали на месте губ ножом «боуи»[54], от уха до уха.

Поохотиться на человека, которого я сегодня уже убивал. На эту шатающуюся, одержимую тварь, которая находилась уже в двадцати ярдах от дома.

Пистолет дернулся в моей руке, когда я выстрелил, пуля попала Бо прямо в грудь.

Он покачнулся, но продолжил идти.

Я выстрелил еще раз, но это его не остановило, и мой мозг запылал, будто факел. Извергающиеся, будто из вулкана, кошмарные мысли потоком хлынули в мой череп. Я рванулся по ступенькам, через поляну, чтобы встретить его и увидеть, почему он еще оставался живым.

Или «неживым».

Над ним жужжали мухи. Он двигался, словно ковыляющий к себе домой алкаш. Его кожа напоминала расплавившийся пластик.

Он был мертвым.

Таким же мертвым, каким я его оставил.

Горло у него отсутствовало. Рыжие муравьи сожрали большую часть его кожи, и все еще оставались там, вгрызаясь в плоть его лица, скрыв его целиком – и я не мог видеть ничего кроме рыжей, шевелящейся массы.

Бо застонал, его верхняя губа поднялась, и я увидел зияющую пурпурную дыру на месте вырванного мною кривого зуба.

Я поднял револьвер, прицелился ему в грудь и выстрелил. В грудной клетке, на месте сердца, у него разверзлась дыра размером с компас, но он всего лишь еще громче застонал и подошел ближе.

Со стороны патио раздался шум шагов. Деб побежала, хлопнула дверь машины. «Сматывается», – понял я.

Я выпустил последние две пули ему в грудь, но это его не остановило. Он положил на меня свои руки, холодные и липкие, словно воск, и я увидел, как на меня надвигаются остатки его зубов.

Я повалился на траву, Бо упал сверху, слюна и кровь капали мне на лицо. Он впился в меня ногтями. Эта нечеловеческая, злобная тварь пыталась вгрызться мне в глотку.

Вдруг раздалось раскатистое «бум», и его лицо разлетелось в клочья, череп словно взорвался.

Крича и рыдая, я столкнул его в сторону. Затем перекатился, задыхаясь, и встал на ноги. Голова все еще кружилась, я искренне надеялся, что это всего лишь сон и скоро я проснусь.

Повернувшись, я увидел там, на крыльце, Деб. Чуть дальше стоял «круизер» Тарпа, дверь его была открыта. Деб держала ружье Бо, его ствол и приклад все еще оставались в пятнах крови после утренней охоты.

Я возблагодарил Господа, и начал было говорить, что нас объяло безумие, когда ружье в руке Деб вдруг дернулось, и меня насквозь прошило выстрелом. Он отбросил меня назад, и я упал рядом с телом Бо.

Деб спустилась со ступенек, прошла по траве и встала над нами. На ее лице блуждала удивленная ухмылка, как будто ее тоже заразил вирус легкого помешательства. А затем я услышал:

– Господь всемогущий, что обо всем этом скажет чертова страховая компания?

Пылающие дни