Ночью

– Я тебя не заставляю что-либо делать: можешь здесь не убираться, и вообще пускай все сгорит огнем, – он закурил новую сигарету, потушив начатую в пробке из-под вина, маленькая бутылочка которого за эти пятнадцать минут уже была пуста.

– Я пытаюсь сделать из нас хоть какую-нибудь пару, нормальную пару, – на мгновение она остановилась, произнеся эти слова так, словно сама уже переставала верить в то, что говорит. – Но ты не хочешь мне помогать, не хочешь даже принять мою помощь.

– Помощь? – левая бровь Сергея приподнялась. – Мне не нужна помощь.

Кира продолжила начатое, вновь зазвенела посуда, а ее руки затряслись.

– Тебе нужна помощь, как минимум, ты должен бросить пить! – заявила она.

Сергей негодовал.

– Вот что я должен не делать, так это не бросать пить, – парировал он, сделав большой глоток вина. – Тебя здесь никто не держит, можешь убираться отсюда, когда захочешь и куда хочешь, я никого держать не буду, – говорил он зловещее и обреченно, чувствуя, как его сердце сжимается и начинает болеть.

Кира вновь остановилась, расставила руки на кухонный гарнитур, опустила голову и тяжело выдохнула.

Она мотнула головой, затем убрала спавшись на лицо клок темных, практически черных, волос.

– Если я снова уйду, то у тебя начнутся, – говорила сквозь зубы, – очередные приступы. Ты же снова начнешь меня преследовать, звонить, писать, поэтому-то я стараюсь как можно больше облегчить твои страдания…

Сергей помедлил.

Да, действительно, он признавался и отдавал себе отчет в том, что если она бросит его – Сергей так просто сдаваться не будет и снова будет пытаться ее вернуть.

– Что же ты от меня хочешь, если я не могу жить без тебя? – задал самый главный вопрос.

Кира повернулась в его сторону.

Когда она увидела Сергея со стороны, в ее глазах он был обиженным взрослым мальчиком, у которого отняли мягкую игрушку и поставили в угол, и вот этот большой ребенок сидел в этом же углу, правда, на кухне, и на стуле, курил и пил в знак своего огорчения.

– Ты совсем с ума сошел! – говорила она, повернул кран на мойке. Вода прекратила свое движение. Кира вытерла последнюю тарелку, поставила ее в гарнитур, закрыла дверцу, и закурила свои длинные женские сигареты. – О чем ты говоришь, ты хотя бы слышишь себя? – спрашивала она.

Сергей сделал еще один большой глоток вина.

– Ты хотя бы понимаешь, о чем говоришь? – требовала ответа, уже сделав шаг в его сторону. Она мотнула головой, сделала затяжку, выпрямилась, а потом поставила одну руку на пояс.

Сергей молчал, покачивая в руке бутылку вина, едва сдерживая кашель.

В горле все пересохло, несмотря на тот сладкий алкоголь, который он сейчас потреблял.

– Мы живем вместе уже третий год. Вспомни, как все начиналось – но все прошло! – прокричала она, сделав акценты на последних словах.

Сергей кивнул, улыбнувшись.

– Естественно, прошло, а ты думала, что веселье будет длиться вечно?! – вновь глотнул, понимая, что его мужской корабль тонет в этом споре отношений, как на море, на котором поднялись слишком большие волны.

Кира сделала вдох. Она пыталась успокоиться. Ее лицо покраснело. Ее рука, в которой дымилась сигарета, дрожала.

– Я все скажу и уйду… – прошептала она.

Сергей вновь кивнул, еще раз подтвердив свое согласие улыбкой – уже обычной, простой и доброй, ведь сладкий алкоголь растворял сейчас все эмоции и чувства, и для злобы в его сердце пока что не находилось места.

– Нам было хорошо вместе. Сначала. Я не спорю с тобой. Нам было весело, и мы делали, что хотели, и даже делаем сейчас. Но время идет. Пора остановиться, понимаешь, Сергей? – она все ближе и ближе подходила к нему. – Может быть, я, наконец-то, забеременею, и тогда у нас будет ребенок, ты понимаешь, что тогда будет? – она присела возле его колен, смотря искренне в его помутневшие глаза снизу вверх, как на судью, пытаясь убедить не выносить своему мужу обвинительный приговор – отцу сына или дочки.

– Что тогда будет? – как-то слепо спросил он.

Кира мотнула головой.

– Ты меня не можешь понять… – сказала она, привстав, и пройдясь к кухонной комнате.

За ней струились тонкие полоски дыма.

Она присела за круглый обеденный стол напротив Сергей.

Его ничего не выражающие сейчас глаза, кроме желания напиться, смотрели на Киру, и ни о чем ей не говорили, и ничего ей не намекали.