Ночью на белых конях

Но когда он проснулся утром, солнце так весело сверкало на полу, что Сашо тут же забыл все свои нелепые и мрачные мысли. Он был спокоен и счастлив, сердце его было полно. Надо, пожалуй, приготовить завтрак этой маленькой лентяйке, сейчас это модно. Сашо осторожно вытянул руку из-под ее шеи — не разбудил ли? Нет, спит. И откуда ему было знать, что Криста спит не больше, чем соловьи, которые изо всех сил заливались в соседней лощине. Он вышел на цыпочках, таща за собой в одной руке брюки, а в другой майку, осторожно прикрыл за собой дверь. И просто чистая случайность, что за спиной его не раздался звонкий и радостный смех. Криста не хотела нарушать очарование игры.

Он старательно приготовил завтрак, заботливо накрыл на стол, заварил чай. И лишь после этого вернулся в комнату. Она спала. Сашо подошел к кровати и легонько защемил ей кончик носа. Криста тут же открыла глаза, взгляд ее был неожиданно серьезным.

— Послушай, я хочу тебя о чем-то спросить, только, смотри, отвечай правду.

— Я никогда не вру, — удивился он.

— Хорошо, — сказала она. — Помнишь ту ночь, когда мы были здесь в первый раз?

— Помню.

— А теперь скажи, Донка приходила к тебе в ту ночь или нет?

— Приходила.

— Если бы ты знал, до чего ты мне противен! — взорвалась Криста.

Если б она знала, до чего мужчины не любят выяснять отношения по утрам, да еще на голодный желудок.

— Просто я воспитанный! — ответил он сердито. — Она сама ко мне пришла. Не гнать же.

— Конечно, гнать!

— Ни один мужчина такого не сделает. Да и для женщины это смертельная обида.

— Ну и что? Нахалов нужно наказывать.

— А я думал, вы — подруги, — ответил он мрачно.

— Мы и есть подруги… Но почему она… — Голос ее прервался от возмущения.

— Просто она выпила немного больше, чем надо. И я тоже.

— Это тебя не оправдывает! — сказала она резко. — Ни капельки. Меня совершенно не интересует твое прошлое. Но тогда ты меня уже видел, знал. Это уже измена. Подлая измена.

Она была права, Сашо это понимал.

— Забудь эту глупую историю, — проговорил он. — Раз я уже обо всем забыл, можешь считать, что ничего и не было.

— Да, но я-то ничего не забуду! — сказала она с отчаяньем. — Знаешь, какая я вредная. Всю жизнь буду помнить, просто так, назло.

— Назло себе же.

— Конечно, себе. Тебе-то что. Так и вижу, как ты облизываешься, словно грязный старый котище.

Это заявление неизвестно почему показалось ему очень лестным.

— Ты слышала, как Донка выходила? — осторожно спросил он.

— Как же! Думаешь, я такая дура? Так бы я и пустила ее к тебе! Я слышала, как она вернулась. Только я тогда подумала, что она ходила в одно место.

— Выходит, зря я тебе сказал! — пробормотал он сожалением.

— Конечно, зря, — ответила она искренне.

А за окнами все так же заливались соловьи. Никаких проблем у них не было, как не было проблем у природы, пока она не создала человека.

8

Вечерело, внизу земля уже утопала во тьме, но здесь, на высоте, еще сияли последние отблески солнца. Академик с грустью думал, что не пройдет и часа, как его приключение закончится навсегда — последнее, может быть, приключение в его жизни. Семья Сюч проводила его в аэропорт, Имре — большой, шумный и веселый, Ирена — молчаливая и грустная. Когда они прощались, глаза Ирены внезапно налились слезами, она торопливо и виновато вытерла их платочком. Имре засмеялся, похлопал ее по спине, словно та подавилась, и сказал по-немецки:

— Замечательная у меня жена, только вот слишком чувствительная.

— Все хорошие люди чувствительны, — не очень тактично ответил Урумов.

Он сел в самолет в некоторой растерянности, как будто забыл в аэропорту что-то важное. Ничего он, разумеется, не забывал, просто расставание подействовало на него сильнее, чем он ожидал. Не каждый день встречаются такие женщины, как Ирена, он уже и забыл, что они бывают на свете. Ее слезы не удивили его, хотя он нимало не относил их на свой счет. Просто у Ирены доброе и привязчивое сердце. Стебелек клевера, который она нашла в пуште, — да ведь это же она сама! Эта мысль овладела им так внезапно и сильно, что он вытащил из кармана записную книжку, где был спрятан клевер. Долго листал страницы, пока не нашел его — все такой же свежий и нежный.

— Смотри-ка!.. Четырехлистник! — удивленно воскликнул сидящий рядом с ним пассажир.

Он даже протянул было руку, но Урумов спокойно захлопнул книжку и спрятал ее в карман.

— Чужое счастье нельзя трогать руками, — пошутил он. — На него можно только глядеть.

Сосед обиженно вернулся к своей газете и принялся старательно изучать объявления. Верно, надумал продавать или покупать машину — вид у него для этого был вполне подходящий. Нос блестел, двойной подбородок тоже лоснился от пота. Позже Урумов узнал, что сосед — какой-то эксперт, ездивший в Австрию покупать тепловозы. Когда подали ужин, тот с удовольствием потер ладони и немедленно принялся за холодную отбивную. Урумов вдруг почувствовал, что у него пропал аппетит. Хоть бы подбородок вытер, прежде чем хвататься за вилку.

Но не прошло и нескольких минут, как эксперт начал беспокойно оглядываться.