Ночью на вокзале: сборник рассказов

«О сари, о праздничное сари! Тридцать рупий уплатили. Сколько трудов стоило накопить денег, чтобы приобрести его. Она его так любила. Красное сари с широкой черной каймой. Оно так нравилось мужу. В таком сари не стыдно было и на людях показаться. Она его так берегла, боялась лишний раз надеть. А как родился ребенок и вовсе не надевала. Так всем нравилось ее сари. Что она скажет мужу? Что теперь наденет в праздник? В чем пойдет в кино? Как быть? Как накопить денег на новое?»

Душа Ченнаммы была переполнена горем. В глазах ее стояли слезы. Горькие слезы бедности.

Наконец Вирая и Ченнамма пришли на остановку.

— Отец! Вот он, автобус! Тот самый, с красным верхом, — обрадовалась она, как будто сари уже нашлось.

— Ты устала. Побудь здесь с ребенком, а я поищу.

Вирая устроил дочь в тени деревьев и отправился на поиски. Он обыскал весь автобус — посмотрел на сиденьях, внизу, вверху. Узелка нигде не было. Он спросил у мальчика, подметавшего в автобусе. У людей на остановке. Бесполезно. Никто ничего не видел. Тогда он решил спросить у водителя и у кондуктора. Но водитель уже отправился домой, а кондуктор пошел сдавать выручку хозяину. Вирая, потеряв надежду, вернулся к дочери.

— Может, и найдется еще, дочка, — утешал он ее. — Таким нищим, как мы, нужно быть осторожным. Потерять легко, а вот купить — не тут-то было. Ну да ладно, не расстраивайся!

Вирая успокаивал дочь, проклиная в душе нищету.

Вдруг мимо них пробежал какой-то пьяный, спотыкаясь и бранясь. В руке он держал что-то красное. За ним следом бежал другой и тоже ругался.

— Стой, сукин сын! Никуда ты от меня не уйдешь! Что, задаром поил тебя, что ли? — Он пытался вырвать вещь, которую крепко держал пьяный.

— Отец! Да это же мое сари. Вот оно, мое сари, мое праздничное сари! — радостно воскликнула Ченнамма и побежала к мужчинам. Вирая поспешил за ней.

Те двое уже дрались. Вокруг них сразу же собралась толпа.

— Ты что, хочешь надуть меня? Подсунул мне какое-то барахло, а сари взял себе. Ишь ты! Или отдавай, подлец, или верни мне мою водку, которую выпил!

— Мое сари, вот оно, мое сари. Остальные вещи — детские, моего ребенка, — горестно бормотала Ченнамма.

Вирая протиснулся сквозь толпу и просительно сказал:

— Это сари моей дочери. Она забыла его в автобусе.

— Я так и думал! Так вот откуда у тебя взялось это сари! Значит, украл в автобусе. Отдай!

Пьяный бормотал:

— Ты что, не знаешь меня? Это сари моей жены.

Они снова ухватились за сари и с криками и бранью стали вырывать сари друг у друга. Вирая тоже ухватился за краешек. И вдруг материя треснула. Красное сари Ченнаммы превратилось в несколько лоскутов. А пьяные продолжали драться. Вирая беспомощно смотрел на разорванное сари, любовь, гордость и радость Ченнаммы, праздничное сари, которое превратилось теперь в жалкие лохмотья.

— Мое сари, мое праздничное сари, — повторяла сквозь рыдания Ченнамма, подбирая валявшиеся куски. Младенец вторил ей.

Рачаконда Висванатха Састри Этот день

Шантамма в детстве обожгла лоб; след на виске остался на всю жизнь. Также навеки отпечатался в ее душе этот день. Тогда минуло два года со дня свадьбы Шантаммы и уже год она жила в доме свекрови. Как раз в этот самый день Шантамме исполнилось четырнадцать лет. То, что случилось, она запомнила навсегда. Как будто в мозгу непрерывно прокручивался фильм о событиях того страшного дня.

В этот день, рано утром, когда Шантамма встала, навстречу ей метнулась грязно-серая полосатая кошка с крысой в зубах. Шантамма застыла на месте, уставившись на кошку; ей стало не по себе. Кошка на миг остановилась, испуганно вздыбила спину, свирепо посмотрела в глаза Шантамме и выбежала из комнаты.

В этот день, рано утром, молочник накричал на свекра Шантаммы, сидевшего на крыльце дома:

— Молоко берешь, а денег не отдаешь! Пусть это молоко у тебя горлом выйдет!

Свекор ушел и до вечера не возвращался.

В этот день, когда Шантамма вытаскивала воду из колодца, с кокосовой пальмы упал орех. Раскололась красноватая скорлупа, обнажилась зеленая сердцевина. Шантамме при виде этого ореха почему-то стало тревожно. Она тихонько его откатила.

За развалившейся стеной дворика несколько грязных псов гнались за больной шелудивой собакой, злобно кусая ее на бегу. У колодца возилась в грязи большая, как слоненок, свинья. Громадная ворона вдруг спланировала на разбитый кокос и ударом клюва расколола его на мелкие кусочки. У Шантаммы при виде этой вороны сердце так и покатилось куда-то.

Уже с утра стояла невыносимая жара, обычно в это время солнце светило мягким, неярким светом, а сегодня палило немилосердно.

— В сезон дождей и такая жара! Видно, времена Кали настают… — бормотала старуха в соседнем дворе.

В этот день, когда Шантамма вышла из дому за водой с медным кувшином на плече, во дворе навзрыд плакал ее двенадцатилетний деверь. Учитель выгнал его из класса за то, что у мальчика не было английского учебника.

— Да где же я возьму? А он-то плачет! Ну что мне делать, доченька? — пожаловалась Шантамме свекровь.