Ночная бабочка. Кто же виноват?

Я кивнул. Геройский вид у Пашки. Грудь колесом, шапка набекрень, бронежилет, автомат с подствольником держит одной рукой под углом пятьдесят-шестьдесят градусов – как будто гранатой шарахнуть собирается. А кто его знает, может, и придется спустить выстрел с цепи. Мы же в арьергарде, впереди нас только боевая машина ротного. Мы еще не пересекли границу Чечни, но вот-вот это случится. А там уже громыхает. Войска уже потери несут. И нас могут накрыть. Поэтому мы уже сейчас глядим в оба. Нервы и зрение напряжены, а все равно в голову лезут мысли о любви – и мне, и Пашке, и другим пацанам. А офицеры, наверное, о своих женах думают, у кого они есть....

– А у тебя что, с Танькой все? – непонятно зачем спросил Пашка.

Разумеется, я уже рассказал ему о своем романе с московской красавицей. И про отношения с Аркадием Васильевичем поведал, и об их последствиях. А чего бояться? Что было, то было, тем более что спросить с меня хотят за то, чего не было.

– Все! – отрезал я.

Даже если с Викой у меня не сложится... Мало ли, вдруг ее замуж выдадут. Или меня покалечат так, что я сам не захочу к ней... В общем, если вдруг что, Танюха мне уже не нужна. Хорошая она девчонка, но после Вики я на нее даже смотреть не смогу. Никто мне не нужен, только Вика... Только бы дожить до встречи с ней...

Видит бог, не избивал я ее отца до полусмерти. Но ведь во всем обвиняют меня. Может, следователь Московской военной прокуратуры шлет запрос в мою часть с требованием отправить меня в столицу для дачи показаний... Пусть шлет. А я шлю его – ко всем чертям. Я еду на войну, и если он такой умный, пусть отправляется за мной...

Мы пересекли границу с Чечней, проехали километра два и остановились – дорогу перекрывала толпа гражданского населения, само собой, чеченской национальности. И с каждой минутой толпа становилась все больше. Из ближайшего селения к дороге ручьями стекались женщины, старики, подростки. Были и мужчины, так сказать, призывного возраста. Возможно, под полами своих курток они прятали автоматы. Впереди них неспешно шли мирные селяне славянского происхождения. Со стороны могло показаться, что русских жителей ведут к дороге под конвоем. Скорее всего так оно и было.

Я уже знал о таких случаях, когда толпа «мирного населения» окружала армейские бронетранспортеры. Офицеры и солдаты в замешательстве – не стрелять же, не давить гусеницами и колесами. Пока думаешь, как быть, тебя раз, и на прицел автомата. А дальше плен... Целыми экипажами в плен брали, со всей техникой...

Знал я о таких случаях, поэтому не очень удивился, когда командир роты отдал приказ личному составу перебраться в десантные отсеки под защиту брони. И когда это было выполнено, дал команду двигаться вперед, на толпу. Капитан Болотницкий брал на себя большую ответственность. Но брал он ее для того, чтобы мы, его подчиненные, остались в живых... Никогда не забыть мне перекошенные от боли и ненависти лица намотанных на гусеницы людей. Я через бойницы наблюдал, как разлетаются в стороны не раздавленные и не желающие стать таковыми женщины и дети. Они отбегали от дороги, с криками и проклятиями швыряли в нас камни. А «слон» двигался...

Неизвестно, что было бы с нами, со всей колонной, если бы ротный не отдал приказ продолжать движение вперед через трупы чеченских жителей. Нас бы могли захватить в плен, убить. И все равно было тошно на душе. Ведь мы солдаты, мы не убийцы. А сколько женщин раздавили, детей... Да, они сами виноваты. Но и мы виноваты тоже... Списать все на войну? Говорят, у политиков это очень хорошо получается. Правда, те же политики запишут кровь мирных жителей на наш счет. И будут сажать нас в тюрьмы, как это делали с нашими военными в Афгане – сколько осудили таких без вины виноватых, как капитан Болотницкий. И сколько еще осудят...

К вечеру колонна остановилась в окрестностях Толстого Юрта. В само селение заходить не решились, зная агрессивный нрав местного населения. Ни горячего ужина вечером, ни горячего завтрака утром. А ведь я собственными глазами видел полевые кухни, но ни одна из них не дымила. То ли топлива впопыхах не взяли, то ли кашеварить было не из чего, то ли просто лень было напрягаться. А зачем? Ведь есть сухие пайки...