Ночная дорога

День показался ей одновременно и ярким, и тусклым. Низко висели облака цвета серого песка. Солнечный свет пробивался кое-где, пока дождь падал такими мелкими каплями, что местные его даже не замечали, только туристы прятались под цветными зонтами. Она постояла на углу под плачущим небом и постаралась вспомнить, куда идти. Ей почему-то показалось, что, куда бы она ни направилась, все равно ошибется.

— С вами все в порядке, мэм? — спросил мальчишка, остановившись рядом. С растрепанными волосами и скейтбордом под мышкой он напомнил ей далекое прошлое — а может быть, близкое, — когда Зак и Миа ходили в младшие классы.

Она бы все отдала, лишь бы побежать сейчас к машине, доехать до парома, а оттуда — домой. Но она не могла. Это была среда.

— Да, — ответила она. — Спасибо. — Она медленно двинулась вперед. Дождь барабанил по голове, его капли попадали в глаза, но Джуд ничего не замечала.

Совсем скоро Джуд оказалась перед входом в галерею матери. В окнах по обе стороны от закрытой двери висели огромные полотна — на одном был традиционный пейзаж, тюльпаны в индейской долине, золотые и красные, под меланхолично черным небом; на втором — натюрморт, ваза с розовыми георгинами. Только при внимательном рассмотрении можно было заметить тончайшие трещинки на старинном фарфоре.

Джуд открыла большую стеклянную дверь и вошла в элегантный вестибюль. Поздоровавшись со швейцаром, она направилась к лифту и поехала на последний этаж.

Лифт открылся в пентхаусе: четыре тысячи квадратных футов светлых мраморных полов, кое-где заставленных французской антикварной мебелью — изысканной, но неудобной. В окна от пола до потолка попадала линия горизонта с силуэтами зданий, бухта Эллиот и, в хорошие дни, гора Рейнир.

— Джудит, — сказала мать, выходя ей навстречу. — Ты сегодня рано. Хочешь бокал вина?

— Отчаянно. — Джуд прошла за матерью в гостиную, на стенах которой, выкрашенных в кремово-белый цвет, были развешаны огромные полотна. Ни одна из картин Джуд не нравилась — темные тона, гнетущие и тревожные. На нее они всегда действовали угнетающе. Помимо картин, ни одного цветного пятна. Джуд опустилась на белый стул возле камина.

Каролина принесла бокал белого вина.

— Спасибо, мама.

Мать расположилась на светлом диване напротив Джуд. Глядя на Каролину, можно было подумать, что она подготовилась к светскому приему — седые волосы, элегантно и чуть небрежно собранные во французский узел; умелый макияж, подчеркивавший цвет глаз и скрывавший веер морщин вокруг тонких губ.

— Ты чем-то расстроена? — спросила мать, потягивая вино.

Довольно необычная реплика из уст матери, слишком личная. При других обстоятельствах Джуд улыбнулась бы, придумав какую-нибудь красивую отговорку, но возвращение Лекси, то проклятое письмо, переживания сына — все это выбило ее из колеи. У нее не осталось сил, и она терзалась страхом, хотя не понимала почему. Что теперь делать — оставаться на месте? Выжидать? Или пусть все идет своим чередом? У нее словно опять выбили почву из-под ног. И она хотела с кем-то поговорить, ей необходима была чья-то помощь, чтобы найти выход. Только собственная мать вряд ли была тем человеком, в чьей помощи она нуждалась.

Ей хотелось улыбнуться, поменять тему разговора, сделать вид, будто ее ничто не тревожит, но вся ее жизнь, похоже, разваливалась на куски, и сил на притворство не осталось.

— Почему так получается, что мы с тобой никогда не говорим по душам? — медленно проговорила она. — Я ведь даже тебя не знаю. И ты, безусловно, не знаешь меня. Почему так?

Каролина отставила бокал. В этот серый дождливый день Джуд впервые заметила, как постарела ее мама, какой у нее усталый вид. Худенькие, хрупкие плечи, немного сутулая спина, которая еще совсем недавно была прямой.

— Кому-кому, а тебе следовало бы понять, Джудит. — Голос матери резал как острая бритва, но взгляд был непривычно мягким. Глаза Каролин смотрели печально. Неужели они всегда так смотрели?

— Что мне следовало понять?

Каролина бросила взгляд в окно.

— Я любила твоего отца, — тихо произнесла она дрогнувшим голосом. — Когда его не стало, я понимала, что должна заботиться о тебе, и я хотела заботиться о тебе, любить тебя, но внутри у меня было пусто. Даже способность рисовать исчезла. Я думала, что это состояние продлится день, неделю. — Она перевела взгляд на Джуд. — Но все продолжалось, а когда наконец я снова начала дышать, ты от меня отдалилась. И я не знала, как тебя вернуть.

Джуд потрясенно смотрела на мать. Как получилось, что она так и не поняла этой связи? Она знала, что мать бросила живопись в день похорон отца, уйдя из дома и, по сути, так и не вернувшись.