По дороге домой Майлс не переставая говорил. Он старался «идти дальше», влиться в поток новой жизни, но ни Джуд, ни Зак его не поддержали. Все попытки Майлса натыкались на пустое место на заднем сиденье, и в конце концов он сдался, включив радио.
«…на Пайн-Айленд в аварии погиб подросток…»
Джуд выключила радио, в машину вернулась тишина. Она обмякла в кожаном кресле, с включенной на максимум печкой, чтобы наконец-то согреться, и тупо смотрела в окно, как паром входит в порт. Она настолько погрязла в горе, что почти не разглядела знакомый островной пейзаж, но потом вдруг узнала, где находится.
Майлс свернул на Найт-роуд.
Она охнула.
— Майлс!
— Черт, — буркнул он. — Привычка.
Деревья по обе стороны дороги были похожи на великанов, закрывших упрямое июньское солнце. На обочинах дороги залегла глубокая тень. На одном из высоких деревьев гордо восседал орел, что-то высматривая внизу.
Они свернули на крутом повороте и оказались на месте аварии. На сером асфальте остались следы заноса. Дерево треснуло, полствола лежало на боку. У основания возник целый мемориал.
— О боже, — произнес на заднем сиденье Зак.
Джуд хотела отвернуться, но не смогла. Овраг между дорогой и сломанным деревом был завален букетами, мягкими игрушками, школьными флажками и фотографиями Мии. Рядом с дорогой был припаркован вагончик со спутниковой тарелкой на крыше: местное телевидение. Джуд заранее знала, что передадут вечером в новостях: кадры с подростками, детьми, которых она знала еще щербатыми, с детского сада, они понесут на место аварии сувениры, собранные за их короткую жизнь, держа в руках зажженные свечи в стеклянных сосудах, и у них будет испуганный вид.
А что случится потом со всеми этими мягкими игрушками, которые здесь лежат? Наступит осень, дождь лишит их красок, а это место станет еще одним напоминанием потери.
«Меньше мили», — подумала она, когда Майлс свернул на гравийную дорогу к дому.
Миа погибла совсем рядом с домом. Ребята могли бы дойти пешком…
У дверей появилось еще одно место поклонения. Друзья и соседи украсили вход цветами. Когда Джуд вышла из машины, в нос ей ударил сладкий пьянящий аромат, но некоторые цветы уже увядали, их лепестки свертывались и темнели.
— Избавься от них, — сказала она мужу.
Он посмотрел на нее.
— Они красивы, Джуд. Они означают…
— Я знаю, что они означают, — резко сказала Джуд. — Люди любили нашу дочь — девочку, которая больше никогда не вернется домой. — У нее перехватило горло. Она не могла смотреть на эти цветы.
Она бы сделала то же самое для любого соседского ребенка и также плакала бы, покупая букеты и раскладывая их перед домом. И ее бы терзало невероятное чувство потери и острое сладостное облегчение от сознания, что с ее детьми все в порядке. — Они все равно скоро завянут, — наконец проговорила она.
Майлс сгреб ее в объятия.
Зак подошел к родителям, прижался к Джуд. Ей хотелось обнять сына, но она чувствовала себя парализованной. Все силы уходили на то, чтобы просто дышать этим приторным цветочным запахом.
— Она любила белые розы, — сказал Зак.
От этих слов Джуд накрыло новой волной горя. Как так вышло, что она не знала этого про собственную дочь? Столько часов провела в саду, а так и не посадила ни единой белой розочки. Она посмотрела на цветы, высаженные у входных дверей. Георгины, циннии, розы всевозможных цветов, кроме белого.
В приступе гнева она сгребла все цветы и понесла в лес за гараж, где швырнула их прямо в заросли.
Она уже хотела повернуться, когда ее взгляд привлекло какое-то белое пятнышко.
На самом верху цветочной горы лежал нераскрытый бутон розы цвета свежих сливок.
Джуд пробиралась сквозь кустарник, крапива хлестала ее по лицу и рукам, обжигая кожу, но она не обращала внимания. Она подняла одинокий бутон, крепко зажала в дрожащей руке, почувствовав укол шипов.
— Джуд!
Она услышала голос Майлса, который звучал все ближе. Сжимая одинокий стебель, она оглянулась.
В приглушенном солнечном свете он выглядел изнуренным и хрупким. Она увидела ввалившиеся щеки и его тонкие пальцы, протянутые к ней. Он взял ее за руку и помог идти. Она посмотрела в серые глаза мужа, которые когда-то были для нее единственным настоящим прибежищем, но увидела в них только пустоту.
Они прошли в дом, ярко освещенный огнями и жарко натопленный.
Первое, что заметила Джуд, зеленый свитер, висевший на антикварной вешалке у двери. Сколько раз она просила Мию забрать свитер к себе в комнату?
«Обязательно, Madre. Честное слово. Завтра…»
Она отпустила руку мужа и хотела потянуться за свитером, когда услышала голос матери:
— Джудит!
В дверях стояла Каролина в элегантной серой блузке по фигуре и черных брюках. Она протянула руки к Джуд, обняла ее. Джуд надеялась найти в материнском объятии утешение, но оно оказалось таким же холодным и бездушным, как все между ними.
Джуд отпрянула как можно быстрее и сложила руки на груди. Внезапно ее пронзил холод, хотя в доме было тепло.