Ночная Фурия: первый акт

Нахмурившись, я наблюдаю за ним, прежде чем отбираю бутылку, делаю глоток и отвечаю:

— Все в порядке. Это была просто вода, и в этом больше моей вины, чем твоей.

— Ты выглядела, как будто вот-вот заплачешь.

Я фыркаю и лгу:

— Я не плачу.

Губы Марко дергаются:

— Не уверен, что верю в это. Все плачут.

Поднимаю бровь и спрашиваю:

— Даже ты?

Он кивает уверенно:

— Даже я. Когда-то очень давно, но да, я плакал.

Я фыркаю, а он спрашивает:

— Что? Ты никогда не плакала? — я закатываю глаза.

— Конечно, плакала. Я просто не подумала бы, что ты так спокойно допускаешь такую слабость.

— Слабость? О, нет, дорогая, ты неправильно все поняла. Я охотно отвечаю на вопрос. Свободно. Если ты думаешь, что это слабость, ты просто смотришь на все неправильно. Я не стыжусь. Я ничего не прячу. Я искренний. Я вытянул всю силу из этой слабости, когда рассказал тебе об этом. Теперь попытайся использовать это против меня. Это не произведет никакого эффекта на меня, — он ухмыляется: — Я выиграл.

Это точка зрения обоснована. И я одобряю. Мои брови понимающе поднимаются, а еще, потому что я немного подвыпившая.

Туше.

Вино, которое я выпила, плескается в моем мозгу, затуманивая мысли. Я выпаливаю:

— Я сегодня целовалась с Кларком.

Он останавливается на середине большого глотка на секунду, прежде чем набирает полный рот вина.

— Ну, я предполагал, что это обязательно должно было произойти. Парень страдает от безответной любви к тебе; это более чем очевидно, — он гримасничает. — Пришел к тебе, пока его девушка внутри дум…

Я перебиваю его:

— Я попросила его поцеловать меня.

Он не отвечает, просто делает еще глоток из бутылки.

Тишина раздражает меня. Так сильно раздражает, что я начинаю бессвязно болтать:

— Когда-то я любила его. Несколько лет назад. Потом я влюбилась в кое-кого другого, в того, в кого не должна была. Для меня все стало дерьмово очень быстро, и я забыла его. И это должно было стать моей первой подсказкой. Разве можно забыть о человеке, которого любишь? — он открывает рот, чтобы ответить, но я продолжаю свою болтовню: — И так я подумала, если мы поцелуемся, и я почувствую что-нибудь, то это того стоило. Потому что если я почувствовала бы «щелчок», то он бы оказался тем, кого я люблю. — Марко просто смотрит вперед, его выражение лица не выдает никаких эмоций. Оно остается отрешенным.

Я хватаю вино и одним глотком выпиваю четверть бутылки. Тепло из моего желудка распространяется по телу до тех пор, пока я не чувствую покалывание в пальцах.

Я удобно оцепенела в нашем молчании.

Но на мой рот это оцепенение не распространяется.

— Это просто так странно. Первый поцелуй, который у меня был, ощущался так невероятно. Он заставил меня почувствовать себя любимой и особенной, и такое редкость, я думаю, — я замолкаю на секунду, а потом продолжаю тише: — но это все было чепухой, Марко, это было так больно, что я думала, никогда не восстановлюсь. И та часть моего мозга, которая отвечает за чувства, сломалась. Я очень долго ощущала пустоту. Но недавно это изменилось, — я глубоко вдыхаю и закрываю глаза, пока моя голова плавает в счастливом тумане. — Сначала, Джеймс, потом все это с Кларком, и этот сон с твоим участием, и я подумала, что с мужчинами много проблем, и я должна задуматься о том, чтобы стать лесбиянкой.

Скрипучий смех Марко согревает меня. Он вырывает бутылку из моего захвата, мягко проводит большим пальцем по задней части моей руки. Тишина кажется такой безопасной.

Я чувствую себя в безопасности здесь с Марко.

Его грубый голос прорывается сквозь мой приятный алкогольный дурман:

— Что за сон?

Глава 14

— Какой сон? — глупо повторяю я.

Марко смотрит на меня:

— Сон, с моим участием, который тебе приснился.

Я отступаю. Какого хрена, я сказала это?

— У меня не было никакого сна о тебе.

Дерьмо.

Сто процентов он не поверит в это. Даже я не верю. Я такая ужасная лгунья, когда пьяна.

Его тело сотрясает тихий смех, и он качает головой, улыбаясь:

— Ага, был у тебя сон, сладенькая. И теперь мой интерес распален. Ты не можешь сказать мне что-то такое, а потом не посвятить меня в подробности. Я хочу знать, что я сказал или сделал в твоем сне, чтобы заставить тебя отказаться от мужчин и пополнить ряды любительниц куннилингуса, — он замолкает. — Не то, чтобы с этим что-то не так.

Я все еще довольно пьяна, и слова просто выскальзывают из моего сверхактивного рта:

— Ты ничего не делал. Это вообще был не ты. Это было мое подсознание. И это, действительно, был дурной сон. Я думаю, это было просто неожиданно.

Мы молчим минуту. Или две. Может быть три, я не уверена.

Я слышу любопытство в его голосе, когда он спрашивает:

— Почему, Кэт, у тебя был пошлый сон обо мне, а?

— Он не был таким уж пошлым, — кто-нибудь заткните меня. — Я просто не понимаю, почему это был ты, а не Кларк в моем сне, — Марко низко рычит, оскорбившись, и я быстро успокаиваю его самолюбие, хлопая ладошкой по его бедру. — О, да ладно. Ты ведь и так знаешь, что ты привлекательный.

Марко ворчит, соглашаясь:

— Я думаю, в этом есть смысл.

Я не могу остановить себя. Хохот вырывается из меня, искренний и громкий: