Ночная колдунья

Всякий раз, когда она произносила эту условную фразу, Сердюков понимал, что понятие «интересный мужчина» к нему не относится. Но всегда поддерживал эту игру. Изображая легкомысленную парочку, они двинулись в номера, всегда резервируемые полицией для «служебных надобностей». Их ждала комната, имевшая неизменные черты подобного рода заведений. На стенах следы давленых клопов, на разбитой кровати покрывало с подозрительными пятнами, прожженный ковер на выщербленном полу, кувшин с трещиной. Все это, вкупе с постоянным затхлым запахом, вызывало большое омерзение у следователя и негодование по поводу того, в каких условиях приходится работать. Однако снять номер поприличней за собственные деньги ему и в голову не приходило. Они вошли и стали без предисловий разоблачаться. Причем Константин Митрофанович ограничился лишь снятием форменных штанов. Верхняя же часть его одежды по обыкновению в данном случае им не снималась для того, чтобы не терялось ощущение присутствия на работе. Усатая медсестра из клиники Литвиненко, а это была именно она, давно совмещала два богоугодных дела. Помощь страждущим от недугов телесных и помощь государственной полиции в борьбе с недугами общественными. Причем вторая тайная миссия приносила ей двойное удовольствие. Конечно, она получала некие суммы, нелишние при ее скромных доходах. Однако гораздо трепетней сия неотразимая «Венера» относилась к самому факту непосредственного общения с «их благородием». Сердюков получал от этих животных совокуплений странное чувство, где степень омерзения непонятным образом трансформируется в физическое удовлетворение. Тем более что настоящей дамы сердца у этого мастера уголовного сыска не было.

Коридорный принес поднос с мадерой и закуской. Венера, а именно под такой агентурной кличкой медсестра значилась в полицейских документах, приступила к обстоятельному донесению.

– Как вы и приказывали, Константин Митрофанович, я за доктором в последнее время следила неотлучно. И те люди, которые вас интересовали, появлялись. Не в клинике он с ними встречался, а в разных других местах, я в рапорте своем все адреса-то указала. Правда, один разок, было дело, забегал один и в клинику. Удачно случилось, в мое дежурство. Я гостя этого узнала по карточке, что вы мне показывали. Он, глупый, бороденку приклеил и усы, очень нелепый вид имел! Но я все равно его признала! У меня зрение острое! – Она довольно засмеялась грудным смехом, плотоядно посматривая на Сердюкова. Тот терпел и маялся, его эстетическое чувство сильно страдало. От огромного тела дамы шел терпкий дух пота и дешевых духов. Но дело и долг превыше всего!

– Так я и говорю, – продолжала собеседница. – Разговор я их подслушала весь. Вы правы. Партию пистолетов ждут из-за границы.

– Значит, не угомонились после арестов, жди новых покушений! Ведь какое зло эти, с позволения сказать, революционеры! Как дракон! Одну голову отрубишь, вырастают две! Изловили сотни три, камер не хватает, а они все расползаются по столице. По другим городам! Бедная Россия-матушка! – Следователь хлопнул себя по колену и отхлебнул чуток из стаканчика, но только самую малость.

– Да-да! – закудахтала Венера, заталкивая в рот очередной кусок лососины и причмокивая яркими губами.