Ночная кукушка

Он велел ей встать на колени. Так было даже лучше, потому что можно было спрятать пылающее от стыда лицо в подушку. Но то ли от нервного напряжения, то ли еще от чего — когда Том вошел в нее сзади резко и сильно, Минерва вдруг испытала такое острое удовольствие, что вскрикнула и тут же вцепилась зубами в наволочку. Проклятое тело подвело ее, оно не желало знать никаких моральных преград и устоев, оно предало ее и бесстыдно отдавалось врагу... Собственный голос стал каким-то чужим — низким, хриплым, — а потом она еще и разрыдалась и продолжала рыдать, когда все уже закончилось.

Том, кажется, испугался. Спросил, не плохо ли ей, потом отодвинул от себя и с сомнением заглянул ей в лицо.

— Это просто нервный срыв, — сказала Минерва, отворачиваясь. — Сейчас пройдет.

Он хмыкнул, но промолчал. Потом отошел к окну, пока она возилась с бюстгальтером и чулками.

— Так что с теми студентами? — спросил он, не оборачиваясь. — Я же знаю, зачем ты пришла... Минни, я не могу их так просто помиловать.

— Я прошу тебя…

Она запнулась.

— Я очень прошу вас, милорд. Поймите, это дети...

Тому, кажется, понравилось, что она сменила тон. Но отвечал он все еще с легким раздражением:

— И что? Если я их сейчас отпущу, думаешь, это их чему-то научит? Они станут осторожнее, прекратят свои игры в подпольщиков? Да черта с два! Будут еще гордиться, возомнят себя героями.

— Азкабан их сломает. Они же совсем мальчишки! Как их можно к дементорам?

— Где ты была, когда сажали моих людей? Таких же мальчишек! — огрызнулся Том, но тут же успокоился. — Ладно, Минни. Уж не знаю, почему с тобой сегодня такое творилось — может, и вправду срыв... Но ты так польстила моему самолюбию, что я теперь чувствую себя щедрым и великодушным. Если я заменю им Азкабан запретом колдовать на год, тебя устроит?

— Конечно.

По правде сказать, на такое мягкое наказание она даже не надеялась.

— Спасибо… милорд.

Том отмахнулся.

— Не за что. Только вправь им мозги, я тебя прошу! Если твои гриффиндорцы опять примутся за свое, в следующий раз пусть не ждут снисхождения. Можешь считать, что ты предупреждена.

Минерва кивнула. Том потянулся за колокольчиком.

— Твинкл, принеси моей гостье кофе и завтрак… Нет, мне не нужно. Я должен сейчас поработать.

Через полчаса она зашла в кабинет Тома попрощаться. Опустилась на колени, уже привычным жестом поцеловала его руку и получила разрешение идти.

— Благодарю еще раз. Вы были очень великодушны, милорд.

Наверное, ей должно было быть грустно, что она больше не может — да и если бы могла, то не не хотела бы — называть его "Том". Но она не испытывала никаких эмоций, вообще никаких.

В любом случае мальчика, с которым она когда-то сидела на каменной стене, уже не было и больше не будет. Остался только Темный Лорд.

* * *

В последующие два месяца ей было не до того, чтобы вспоминать Тома. Нужно было для начала провести воспитательную беседу со спасенными от Азкабана учениками. Конечно, они сделали выводы, но вряд ли те, каких хотела бы Минерва. Только озлобились и замкнулись. Слушали ее внимательно, но молча, и смотрели исподлобья. Недолгое пребывание даже не в тюрьме, а всего лишь в авроратской камере предварительного заключения уже превратило их из детей в молодых волков…

Тем временем с самой Минервой что-то происходило. Но, закрутившись с делами — контрольные, конец семестра, отправка детей на каникулы, — она почти не обращала на это внимания. Отсутствие месячных, тошноту и головокружение списывала на начавшийся климакс. Рановато, конечно, хотя... Волшебники живут дольше маглов, но когда-нибудь старость приходит и к ним. Каждое утро, когда Минерву выворачивало над раковиной, она клялась себе, что зайдет к Помфри и попросит какое-нибудь зелье для облегчения симптомов. Но потом отправлялась на уроки и забывала о своем намерении.

О Томе она не вспоминала, зато он сам о ней вспомнил. Метка сработала за несколько дней до Рождества, как раз когда шло совещание в учительской. Минерва поднялась и пошла к выходу прямо посреди речи Слагхорна, никому ничего не объясняя. В комнате воцарилась мгновенная тишина; взгляды коллег упирались ей в спину, словно нацеленные палочки. Но она даже не обернулась, закрывая за собой дверь.