Ночная кукушка

"Я же тебе говорила — не доведет он до добра... Ох, что ж ты у меня такая невезучая! И с Джорджем толком не пожила, а какой хороший был парень. Он мне до сих пор пишет, не забывает, представляешь? И Мартин пишет. Ты хоть помнишь, что у тебя внучка есть? Господи, какой стыд — сама уже бабушка, а опять с животом... Позор один! Что скажут люди, если узнают, я даже подумать боюсь. А все этот твой... Всю жизнь-то он тебе поломал, всю жизнь ты из-за него, как неприкаянная!".

Минерва не отвечала, отмалчивалась. Старалась почаще уходить из дома, часами гуляла по берегу моря. Ближе к лету ходить стало тяжело, ноги сильно опухали, так что иной раз еле удавалось надеть ботинки. По ночам ребенок толкался, не давал спать. А ночи на севере белые... Солнце, кажется, всего на полчаса прячется в волнах и тут же — не успеешь заснуть — опять поднимается над горизонтом, огромное и ярко-ярко алое…

Еще в середине апреля Минерву на острове навестил Долохов и предупредил, чтобы не нервничала, если вдруг заметит присутствие человека под разиллюзионным. Вокруг ее жилья велено было выставить невидимую охрану.

— Спасибо, — ответила она. — Я поняла.

Так и прошли последние несколько месяцев. Наступили последние числа июля. В положенный срок роды не начались. Прошел день, другой... Минерва перенашивала уже на неделю и сильно нервничала. Наконец 31 июля на рассвете начались схватки.

Воды отошли ближе к полудню. Целителя она не стала вызывать, хотя можно было пригласить из Ставки — тот бы не стал болтать. Но Минерва решила, что справится сама. Сама вскипятила воду, приготовила чистые простыни — медленно, потому что каждые пять минут ее скручивала волна боли. Потом выгнала причитающую мать из комнаты и все ходила, ходила от окна к шкафу и обратно. Когда схватки уже шли одна за другой почти без перерыва, она все же легла на кровать. Там было удобнее тужиться, цепляясь руками за металлическую спинку.

На окно и дверь она заранее поставила заглушку, так что смогла дать себе полную волю и то кричала, то пела, то дышала быстро и мелко. Но в целом все прошло куда быстрее и легче, чем с Мартином. Без нескольких минут два ребенок уже лежал на простыне, весь в слизи, красный, и пронзительно кричал. Мальчик...

Только тогда Минерва наконец впустила мать, чтобы та помыла и спеленала ребенка, пока будет рождаться послед. Потом приложила ребенка к груди и лежала, глядя в потолок. Голова была пустая-пустая, и ужасно хотелось спать. Мать не дала ей уснуть — растормошила, отнесла ребенка в кроватку, потом сменила белье и принесла заранее приготовленное Минервой послеродовое зелье. При этом она, естественно, не забывала сокрушаться, что же теперь будет с ее непутевой дочкой. Но Минерва уже не слышала. Она крепко спала, а ребенок, укрытый одеяльцем, спал рядом.

* * *

Тому она забыла написать — не до того было, — но он, видимо, узнал от охраны, потому что появился через несколько дней, как раз когда Минерва кормила ребенка. Спросил, не нужен ли целитель и стоит ли перевезти их куда-нибудь поближе к Лондону.

— Не надо. Мне здесь вполне удобно.

— Охрана останется, — распорядился он. — И завтра я пришлю к тебе эльфа, чтобы взял на себя работу по дому.

— Спасибо. Но вообще я справилась бы и сама.

Том задумчиво разглядывал ребенка, но Минерва никак не могла понять, что он при этом чувствует. Уж точно не умиление. Раздражение? Досаду? Интерес? Опасение? Хотя чего ему бояться...

— Кто-нибудь знает о ребенке? — спросила она.

— Да, конечно. Твоя охрана, например. Но это люди Тони, они не станут болтать. Сам Тони знает, естественно... Что до остальных, это уже зависит от тебя.

— Я никому не сообщала о беременности. Кроме мамы и брата.

— Ну и хорошо. Слагхорн, конечно, узнает, поскольку имя ребенка — если он не сквиб, конечно, — автоматически внесено в книгу будущих учеников Хогвартса. Но я надеюсь, что у вашего директора хватит ума ни с кем не делиться своим открытием. Интересно, кстати, под какой фамилией твой сын появится в списке? Неужели МакГонагалл? Я этого не перенесу...

— Вряд ли. Мы с Джорджем в разводе. Скорее, под моей девичьей — Робертсон.