Ночная кукушка

— Ты зря фыркаешь. Между прочим, уже получены данные о том, что толика магловской крови у волшебника может стать катализатором для развития поистине выдающихся магических способностей. Это выглядит правдоподобно. Я сам тому наглядный пример.

— До чего ты скромен…

Том посмотрел на нее рассеянно — кажется, он не понял иронии.

— Понимаешь, Минни, если это подтвердится на широком статистическом материале… Многое изменится. Тогда нужно будет подумать о том, чтобы забирать грязнокровок в наш мир в раннем детстве — разумеется, только тех, кто здоров и у кого все в порядке со стихийной магией. Передавать на усыновление в волшебные семьи… Множество проблем решилось бы. Но увы! мало кто согласится усыновить грязнокровку. Я пока думаю над тем, как сломать стереотип...

— И как потом будут жить эти дети?

— Нормально. Счастливо. Они ведь ничего не узнают. И в любом случае жить в семье волшебников лучше, чем у маглов. Дети не будут подвергаться тлетворному влиянию, а те дурные наклонности, которые они унаследовали от предков-маглов, можно будет исправить воспитанием. Мы же заодно улучшили бы магическую породу.

— Ты говоришь о людях, как другие — о гиппогрифах…

— Почему нет? Одни занимаются селекцией собак, другие — скаковых лошадей, а я хочу вывести новую расу волшебников. Тебе не кажется, что это достойная цель? Правда, собак и лошадей никто не спрашивает, с кем они хотят спариваться, а люди пока в этом свободны, вот и норовят скрещиваться с кем попало. Но это преодолимо. Вопрос времени…

И так далее, и тому подобное, по кругу. Иногда Минерве казалось, что он окончательно сошел с ума.

А еще ей было очень страшно за Альбуса.

* * *

Альбус рос на удивление спокойным и нетребовательным — хорошо ел, крепко спал, не болел и почти никогда не плакал. Он поздно начал говорить, зато стихийная магия проявилась рано, и Аль на удивление быстро научился ее контролировать. Когда ему было меньше двух лет, он умел взглядом призывать предметы. Многие дети-волшебники так делают, поэтому все, что для них желанно, но опасно, приходится запирать на замок. Никогда ведь не знаешь, когда в руки ребенку прилетит острый нож, с которым ему хочется поиграть, или свалится на голову банка с вареньем, до которой он жаждал добраться. Но вот контролировать такие способности умеют немногие. Стихийная магия на то и стихийная, что работает непредсказуемо. Мартин в детстве все время из-за этого расстраивался. Он ведь так хочет эту метлу, на которой ему запрещено кататься, — почему же она не прилетает сама собой из запертого сарая? А вот Аль почти всегда получал то, что хотел.

Впрочем, за этим уследить было несложно. Хуже было другое — Аль умел причинять боль другим людям, если пугался или злился. Однажды Минерва шлепнула его — сама потом забыла, за что, — и тут же почувствовала, как правую руку пронзает резкая боль, и рука немеет до плеча. Аль, правда, сам перепугался — жалел маму, гладил по голове…

Когда она рассказала об этом Тому, он посмеялся:

— Наследственность, что ж ты хочешь! В приюте я не переносил, когда меня били. Все воспитатели, которые на это решались, плохо закончили. Одна была особенно злая. Представляешь, я до сих пор помню ее имя — мисс Крэддок... Она ужасно больно била линейкой по рукам. А потом однажды поскользнулась в ванной и разбила голову о чугунный бортик. Ее нашли только часа через два, когда вода из незакрытых кранов уже залила пол-коридора. Вот так-то... Мне было тогда года четыре, кажется.

Да уж, наследственность та еще...

В один из редких визитов Тома Минерва оставила его ненадолго с Альбусом. Возвращаясь, услышала шипение. Альбус сидел на полу, в окружении своих кубиков, а Том устроился рядом, и они разговаривали на парселтанге... Точнее, судя по последовательности звуков, Альбус пытался разговаривать, а Том его терпеливо раз за разом поправлял.

Потом он взял руки Альбуса в свои и наклонился, разглядывая линии на ладонях. Минерва вздрогнула.

— Не делай этого!

— Почему? — удивленно спросил Том. Аль смотрел на маму обиженно — не мог понять, из-за чего она кричит.