Ночная музыка

Ее кожа до сих пор хранила воспоминания о прикосновениях Николаса. А в памяти постоянно всплывали слова восхищения. Конечно, комплименты не избавили Лору от душевных страданий, но притупили боль, вернув ей растоптанное Мэттом чувство собственного достоинства. Этот человек любил ее. Этот добрый, образованный человек любил ее. И она не только переспала с ним в их последнюю встречу, но и сказала, что тоже его любит. В свои почти сорок лет Лора Маккарти была всего-навсего одним из унылых столпов местного общества, посуда в ее буфете была расставлена почти с военной педантичностью, а в холодильнике всегда достаточно еды, чтобы в любое время дня и ночи посадить за стол двенадцать человек. И у Лоры невольно возник вопрос: в кого она, в конце концов, превратится, если ничего не изменится?

Мэтт был у себя в кабинете.

– Я собираюсь за покупками. А ты что, сегодня не идешь на работу? – вежливо поинтересовалась Лора. Она больше не приносила ему чая, поскольку чай в любом случае оставался нетронутым и Лоре приходилось убирать полные кружки со столов и буфетов. – Я думала, ты сейчас занят в доме напротив.

– Жду стройматериалов.

– А почему бы тебе тогда не поработать у Доусонов?

– Они отказались от моих услуг.

– С чего вдруг? По-моему, цена их вполне устраивала?

– Не знаю. Просто отказались, и все.

– Мэтт, скажи, это как-то связано с происшествием в пабе? – (Однако Мэтт с упорством пьяного продолжал бесцельно перебирать бумажки на письменном столе.) – Энтони мне кое-что рассказал, но я все же надеялась, что ты посвятишь меня в подробности.

Лора старалась говорить ровным тоном. Чтобы не провоцировать очередную ссору. Поэтому она не стала рассказывать мужу о том, что соседи, сталкиваясь с ней в супермаркете, стыдливо отводят глаза, а миссис Линнет, которую она встретила на парковке, мрачно пробормотала нелестные слова в адрес Мэтта.

– Распускает сплетни, как и все остальные, – отмахнулся Мэтт.

– Мэтт, Асад в больнице.

– Это просто астма. Ничего, оклемается.

– Нет, это не «просто астма». Он старый человек, Мэтт. И ты мог его убить. Что происходит?

Он протиснулся мимо нее к шкафу для хранения документов и, выдвинув ящики, принялся рыться в папках.

– Он меня задолбал, поняла? Мы поссорились. У него случился приступ астмы. Всего и делов!

– Всего и делов? А почему ты вычеркнул Байрона из платежной ведомости? Ты ведь еще совсем недавно принял решение о том, чтобы официально его оформить.

Похоже, Мэтт что-то искал. Неожиданно Лора обнаружила, что счета разбросаны как попало. Все бумаги, касающиеся различных работ, свалены в кучу. А ведь Мэтт отличался крайней педантичностью при работе с документами. И обычно записывал все, до последнего пенни, с целью иметь четкое представление о положении дел. Лора еще никогда не видела, чтобы его бумаги валялись в таком беспорядке. Мне наплевать, мысленно сказала она себе. Очень скоро это станет проблемой кого-то другого. Очень скоро я буду с тем, кто меня ценит. Неужели ты предпочла бы, чтобы они жили там вместе?

– Мэтт!

Этот замкнутый, недружелюбный мужчина был ее мужем.

Лора не могла понять, почему они так быстро стали чужими. Разве ты не понимаешь, чем все может закончиться? – беззвучно спросила она мужа. Другой мужчина сказал, что любит меня. Мужчина, который в номере лондонского отеля восторгался моим телом. Мужчина, который сказал, что рай в его представлении – это просыпаться каждое утро в одной постели со мной, и только со мной. Мужчина, который сказал, что я для него дороже всего на свете. Всего на свете.

Но Мэтту было наплевать. Он любил Изабеллу Деланси. Лора постаралась принять равнодушный вид.

– Мэтт, я должна знать, где сейчас Байрон, чтобы оформить документы должным образом.

– Я не желаю о нем говорить, – ответил Мэтт, продолжая листать гроссбух. Он даже не соизволил посмотреть на жену.

Лора постояла еще немного, а потом резко повернулась и спустилась вниз.

Еще один длинный жаркий день плавно переходил в вечер. И над лужайкой происходило настоящее наслоение звуков: плач скрипки, звон убираемой после ужина посуды, тявканье возбужденного щенка, гоняющегося за мячом, хихиканье девочки-подростка, болтающей по телефону, предсмертный писк комара, прихлопнутого безжалостной рукой. И все это доносилось из открытых окон старого, уставшего дома.

Байрон сидел на стуле в бойлерной и смотрел в пространство. За последние два месяца он уже успел привыкнуть к этим звукам как к завершающему аккорду трудового дня. А теперь, пытаясь представить звуковой ряд своей будущей жизни, Байрон понял, что это отнюдь не то, о чем он мечтал: непрерывный грохот транспорта, проникающий сквозь тонкие стены рев телевизора, музыкальные сигналы соревнующихся между собой мобильников.