Ночная охотница

Ровно год спустя словно невидимый гипнотизер щелкнул пальцами у Покровского над ухом, тот открыл глаза и обнаружил, что стоит на обочине какой-то проселочной дороги. Вечерело. Покровский был одет в спортивный костюм и разбитые кроссовки, щеки проросли недельной щетиной, во рту – неприятный металлический привкус. В давящей на уши тишине едва улавливался звук удаляющегося автомобиля; много позже Покровский сообразил, что в автомобиле удалялся цыганский барон по своим баронским делам.

Затем и этот звук исчез, и Покровский подумал, что сходит с ума, потому что его последними четкими воспоминаниями были тонущий в белом тумане домик где-то под Волгоградом и бродящая рядом с домиком скорбная тень убиенного Сахновича. Картинка сама по себе безумная, но проблема была не в этом, а в том, что сейчас глаза Покровского не находили вокруг ничего даже отдаленно похожего на избушку-развалюшку. Он находился в каком-то совершенно ином месте, не имея ни малейшего понятия, как в этом месте оказался.

Догадаться, что это не только другое место, но еще и другое время, было для Покровского в его тогдашнем состоянии слишком сложной задачей. Уже на самых дальних подходах к этому умозаключению его мозг стал работать с проворностью ржавого часового механизма, и мысли стали по-настоящему тяжелыми, заставив Покровского присесть на корточки и обхватить голову руками.

В таком положении его и застал черный джип, чье появление посреди этого «нигде» было для Покровского сродни приземлению летающей тарелки с маленькими зелеными человечками. Он поспешно вскочил на ноги и отбежал на несколько метров от дороги, опасливо поглядывая на замедляющую ход машину и готовясь при первом признаке опасности убежать еще дальше. Джип остановился, и оттуда выпрыгнул маленький вертлявый человечек с кривой ухмылкой на смуглом лице. Когда Покровский позже вспоминал этот момент, то не мог подобрать более точного выражения, чем «как чертик из табакерки».

– Экипаж подан, господин Покровский, – ехидно проговорил вертлявый человечек, и помимо этих четырех слов Покровский явственно уловил еще подспудную интонацию, которая сообщала – вертлявый человечек знает о Покровском больше, нежели тот сам знает о себе. Это было неприятно, но не удивительно.