Ночная погоня

Дело в том, что на равнине вдруг появились два «льва», такие же, как Флипси, но только много больше величиной. Оказалось, что это родители Флипси, а сам Флипси всего-навсего убежавший от них шаловливый ребенок. Когда издали донесся их рев, Флипси задрожал. Из корабля увидели (и тут же рассказали об этом Марсуфу), как родители задали трепку убежавшему малышу. Потом родители вместе с Флипси не спеша направились к кораблю. Испуганный капитан Лорито приказал задраить люки. Медленно и величественно, как два броненосца, родители Флипси подошли к кораблю вплотную. Обнюхав корабль, отец решил почесать об него спину, и корабль качнулся. Капитан приказал включить двигатели и сирену, и «львы» несколькими огромными прыжками удалились от корабля. Они и стоявший теперь между ними Флипси увидели, как ослепительно зажглись дюзы, как, преодолевая гравитацию планеты, могучая сила поднимает корабль вверх.

Капитан отдал новый приказ, и «Кенгуру», взлетев, вышел на орбиту. Корабль сделал несколько витков вокруг Спирео, наблюдая «львов», которые прыжками двигались по направлению к лесу. Марсуф просил, чтобы ему рассказывали все, не пропускали ни малейшей подробности. А Флипси смотрел снизу на корабль и, плача, звал своего друга с планеты Земля.

Кордвейнер Смит Игра с Крысодраконом

Да это черт знает что за профессия — светокол! Разъяренный Андерхилл закрыл за собой дверь. Что толку носить форму, похожую на военную, если люди не понимают, как нужен твой труд?

Он сел на свое рабочее место, откинул голову так, что затылок лег на подголовник, и по самые брови надвинул шлем.

Он стал ждать, пока аппаратура в шлеме разогреется, и ему опять представилась девушка, которую он только что встретил в коридоре. Она тогда посмотрела на шлем, потом, презрительно, на него.

«Мяу». Только это она и сказала. Однако его словно ударили ножом.

Кто он такой, по ее мнению, — дурак, бездельник, ничтожество, одетое в форму? Неужели она не знает, что светоколу, поработавшему полчаса, приходится потом два месяца лежать в больнице?

Шлем разогрелся. Теперь Андерхилл ощущал вокруг космическое пространство и мог легко делить его мысленно на квадраты и кубы. Здесь, в этой пустоте, его ждал гложущий ужас перед лицом бесконечности, и невыносимая тоска охватывала его каждый раз, как он натыкался в пустоте хотя бы на след инертной пыли.

Он расслабился — и опять, как всегда, заявили о себе успокаивающая надежность Солнца, привычный часовой механизм планет и Луны. Лишь около полутонны пыли ощущал он сейчас в пространстве, да и та была далеко от плоскости эклиптики, в стороне от трасс, по которым двигались люди. Здесь же, внутри Солнечной системы, не с кем было драться, ничто не бросало вызов человеку, не вырывало ни у кого из тела живую душу, обнажая ее сочащиеся кровью корни.

В Солнечную систему извне не залетало ничто никогда. Не снимай с себя шлем хоть целую вечность, все равно ты, пока остаешься в пределах нашей системы, будешь всего лишь чем-то вроде ясновидца-астронома, будешь чувствовать, что твой разум находится под надежной защитой пульсирующего, яркого, обжигающего Солнца.

Вошел Вудли.

— В мире все остается прежним, — сказал Андерхилл. — Никаких происшествий. Не удивительно, что наши шлемы придумали и начали сажать нас, светоколов, в корабли, только когда начали переходить в плоскоту и двинулись за пределы системы. А вообще-то не так уж плохо, наверно, жилось в древние времена. Переходить в плоскоту было не нужно. Не нужно отправляться к звездам, чтобы заработать себе на жизнь. Не нужно увертываться от Крыс, участвовать в Игре. Светоколов не было, потому что в них не было необходимости, — правда, Вудли?

— Угу, — буркнул тот.

Вудли было двадцать шесть лет, и через год он должен был уйти в отставку. Он уже присмотрел для себя ферму. За спиной у него было десять лет этой трудной работы, и его считали одним из лучших. Он не слишком задумывался о работе, честно, не жалея себя, отдавал все силы, а в перерывах не вспоминал о ней до тех пор, пока не нужен был снова.

Вудли никогда не добивался расположения Партнеров; может быть, поэтому никто из Партнеров расположения к нему не испытывал. Некоторые из них прямо-таки терпеть его не могли. Его даже подозревали в том, что временами он плохо думает о Партнерах, но поскольку ни один из Партнеров ни разу не придал своей мысленной жалобе необходимую членораздельность, светоколы и Творцы Величия Человечества не предъявляли к нему претензий.

Андерхилла до сих пор все не покидало изумление перед собственной профессией. Она постоянно занимала его мысли, и сейчас он с воодушевлением опять говорил об их работе:

— Что происходит с нами в плоскоте, как по-твоему? Это похоже на смерть? Сам ты видел кого-нибудь, из кого вырвана душа?