Ночная прогулка

– Очень хорошо, Теллон, – произнес кто-то. – В вашем деле всегда так важно сохранять самообладание. – Говорящий вышел вперед, и теперь Теллон мог видеть его. Это был высохший, узколицый человек в черном кителе с высоким жестким воротником – такую форму на Эмм-Лютере носили государственные чиновники. Теллон узнал это худое лицо, эту шею с вертикальными складками и нелепо-пышные волнистые волосы: Лорин Черкасский – второй человек в службе безопасности. Теллон невозмутимо кивнул:

– Добрый вечер. Я как раз думал...

– Молчать! – прервал его плечистый блондин с сержантскими нашивками.

– Все в порядке, сержант. – Черкасский сделал молодому человеку знак отойти в сторону. – Раз у мистера Теллона появилась охота с нами пооткровенничать – не следует ее отбивать. Полагаю, в самое ближайшее время он поведает нам немало интересного.

– Разумеется, я буду рад рассказать вам все, что знаю, – быстро отозвался Теллон. – Какой мне смысл молчать?

– Совершенно верно, никакого. – Голос Черкасского сорвался на истерический визг, и Теллон вспомнил, что этот коротышка пользовался печальной славой человека не вполне вменяемого. – Я рад, что вы так на это смотрите. Ну что ж, мистер Теллон, может быть, на один вопрос вы ответите прямо сейчас?

– Что? А... да-да, конечно.

Черкасский прошествовал к комоду – при каждом шаге его голова на длинной шее дергалась – и вытащил разряженный автоматический пистолет.

– Где патроны к этому оружию?

– Вон там. Я выбросил их в мусорную корзину.

– Понятно, – сказал Черкасский, нагнувшись за обоймой. – Вы их спрятали в мусорной корзине.

Теллон беспокойно заерзал в кресле. Они вели себя настолько по-детски, что это казалось неправдоподобным.

– Я выбросил их в мусорную корзину. Я не хотел держать их при себе. Я не хотел никаких неприятностей, – он старался, чтобы его голос звучал тихо и ровно.

Черкасский сочувственно кивнул:

– На вашем месте я сказал бы то же самое. Да, лучше, пожалуй, не придумаешь. – Он вставил обойму в пистолет и передал его сержанту: – Смотрите, сержант, не потеряйте эту штуку. Это вещественное доказательство.

Теллон хотел было возразить, но тут же осекся. Сама манера наивно, по-детски допрашивать была важным элементом тактики. Ничто так не уязвляет и не сбивает с толку, как необходимость вести себя по-взрослому, когда все вокруг строят из себя злобных детей. Но он решил держаться до конца.

Последовала долгая пауза, в продолжение которой Черкасский не сводил с него глаз. Теллон сидел почти неподвижно, пытаясь обуздать случайные вспышки воспоминаний. Вот Майра – она еще жива. Бледная кожа, глаза цвета виски... Край кресла больно врезался ему в ноги. Интересно, если он шевельнется, что за этим последует – залп «шершня»? На большинстве планет власти считали это оружие гуманным, но Теллон однажды получил заряд крошечных, заряженных наркотиками иголок. В результате – паралич и полчаса мучительной боли.

А молчание все тянулось, тянулось, и никто, похоже, не собирался уводить его из отеля. Теллон начал волноваться. Он обвел взглядом комнату, пытаясь понять, в чем дело, но лица агентов оставались профессионально бесстрастными. Черкасский, блаженно улыбаясь, разгуливал по комнате, но вздрагивал и отшатывался назад, когда встречался глазами с Теллоном.

Теллон поймал себя на необычном ощущении – кожа на лбу и щеках стала ледяной, а временами во все поры точно вонзались маленькие булавочки. «Мое образование завершено, – подумал он. – Меня впервые прошиб холодный пот».

Через несколько секунд дверь распахнулась, и вошел человек в форме с тяжелой коробкой из серого металла в руках. Он поставил ее на стул, мельком покосился на Теллона и вышел. Черкасский щелкнул пальцами, и блондин-сержант открыл коробку, где обнаружился пульт управления и провода, намотанные на пластиковые катушки. В неглубоком желобе, как дешевые побрякушки, блестели десять круглых электродов мозгомойки.

– Ну-с, Теллон, пора кое-что и забыть, – напудренное лицо Черкасского приняло деловое выражение.

– Прямо здесь? В отеле?

– Почему бы и нет? Чем дольше вы держите информацию в голове, тем больше у вас шансов передать ее кому-то еще.

– Но для того, чтобы изолировать какой-то определенный мыс-леблок, нужен опытный психолог, – запротестовал Теллон. – Вы можете стереть целые области моей памяти, ничего общего не имеющие с... – Он умолк, увидев, что голова Черкасского самодовольно закачалась на индюшачьей шее. Теллон мысленно обругал себя. Он собирался вытерпеть все, что им заблагорассудится над ним сделать, а сам уже разнылся, хотя к нему пока даже не прикоснулись. Вот и конец короткой и блистательной карьеры несгибаемого Сэма Теллона. Он поджал губы и уставился прямо перед собой. Тем временем Черкасский размещал на его голове электроды, соединенные проводами с коробкой. Сержант сделал знак, и глухая стена серых мундиров отступила в коридор – комната внезапно стала больше и холоднее. В тусклом свете на вентиляционной решетке по-прежнему бессмысленно колыхалась одинокая паутина.