Ночная радуга

— Серьезно все, — вздохнул Сергей. — Я даже разделил материал, который на меня выплывает, на части. Чтобы разбираться поэтапно. И для многого, к сожалению, Вика, нужна твоя помощь. Ответ на простой вопрос: ты знала или нет? И что именно знала…

Я прошла в гостиную. Сергей устроился в кресле напротив меня. Кирилл вошел для того, чтобы сказать:

— Я поеду по делам. Как только понадоблюсь, звоните, приеду тут же. Пока.

Я на мгновение почувствовала досаду, смешанную с облегчением. Не слишком ли Кирилл демонстрирует нам свое доверие? Терпеть не могу притворства, а искренне это быть не может. Но нет, он, конечно, не притворяется. И не доверяет. Кирилл просто фаталист. И знает, что ничего ни от кого не убережешь. Особенно от близких людей. Он сейчас разумнее, чем я. Все сейчас разумнее, чем я. И Сергей, такой деловой и спокойный, но я же вижу, что он приехал с чем-то ужасным. Я об этом точно не знаю, потому что я не знаю ничего. И не хотела бы знать еще много лет. Пусть бы мама жила и хранила свои тайны.

— Анна Золотова переводила деньги частным людям и благотворительным фондам, — начал Сергей. — Это разовые переводы или постоянные, к примеру, каждый месяц в течение года, нескольких лет. Суммы чаще всего небольшие. И один платеж регулярный, сумма по разным временам крупная, адрес, счет менялся. Сейчас это карта сбербанка на имя Дианы Николаевны Бедун. На счете более пятидесяти тысяч.

— Какой-то долг? — спросила я, потому что пауза затянулась. — Я не знаю человека с таким именем. Мама не посвящала меня в свои дела. У нее были помощники на все случаи жизни.

— Долг в определенном смысле. Вика, этот получатель существовал в расчетах твоей матери двадцать восемь лет. Первые восемнадцать лет были реквизиты других людей и перевод с пометкой «для Дианы». Диана Николаевна Бедун родилась в Иркутске в восемьдесят девятом году. Вместо отца — прочерк. Мать — Иванна Ивановна Иванова. В роддоме мать написала отказ от ребенка, поставила автограф, указала свой адрес. Не существует такой женщины в природе, никогда не жила по такому адресу и вообще в Иркутске. А автограф удалось получить сейчас из архива, прислали сибирские товарищи. Ты догадываешься?

— Да. — Я была скована абсурдом происходящего. — Мне было два года, когда мама уехала сниматься в Сибирь. Съемки длились, кажется, года два. Жила она там по несколько месяцев. Это сериал «Буран». Я часто на него натыкаюсь по телевизору. Партнером мамы был Николай Бедун. Не знаю, жив ли он сейчас.

— Жив, если это так называется. Запойный алкоголик, из дома практически не выходит. Скандалы с соседями, иногда попадают в прессу.

— Сережа, эта девушка — моя сестра? Ты нашел ее?

— Да, и проблема не только в этом. Проблема в том, какая это сестра. Я кое-что собрал. Живет она сейчас в Красногорске. Я отправил видео тебе на почту. Реши сама, со мной это посмотришь или без свидетелей.

— Без.

— Адвокат, с которым я работаю, готов с тобой пообщаться в любое время. Дело в том, что ты унаследовала и эту сестру. Она — реальный претендент на наследство. Она же — первая подозреваемая в убийстве твоей матери. Для начала ты можешь затеять судебный процесс, чтобы доказать, что она самозванка, к примеру. Но я думаю, что это не так. Впрочем, экспертиза не помешает. За столько лет ребенка, который был в разных приютах и у разных опекунов, могли подменить.

— Смешно. Мама и меня хотела назвать Дианой. Папа был против, сказал, что это пошло. Мама рассказывала. А этот Бедун в курсе своего счастья?

— Вряд ли. В документах он же прочерк. Но в деле — тоже подозреваемый. На сегодня, наверное, хватит. Мне уехать? Тебе точно не нужна моя помощь?

— Да. Я лягу спать. У меня то ли озноб, то ли вирус смерти, то ли зараза жизни. Я не хочу думать и смотреть на эту бабу. Мы так и не подписали с тобой договор. Теперь уже нужен другой. Я буду искать убийцу мамы.

— Конечно. Конечно, ты моя заказчица. Я попрошу о таком авансе: не надо нам бумаги, хорошо? Мы разберемся в финансовых делах Анны, ты поучаствуешь в расходах на следствие. Но разреши мне помогать своей женщине. Это сильно компенсирует мое главное поражение. Нет-нет, я ни о чем не прошу. Не для обсуждения и не для утешения.

Мы стояли с ним в коридоре, с этим отличным парнем, синеглазым ковбоем, мы были совсем безнадзорными. Мне было холодно, он был теплым, сильным, от него пахло уютом и женской мечтой. И если бы он посмотрел на меня своим притворно-честным, профессионально призывным взглядом — так, чтобы было понятно: все не по-настоящему, просто утешительная игра в любовь, — я бы, может, и спаслась от очевидности. Никто не говорил, что в горе нужно быть большей праведницей, чем без него. Но у Сергея осунулось, потемнело лицо, в глазах была тоска. Какие тут игры. Какая любовь. Ты просто тащишь свое бремя от жертвы к жертве. Ты плетешься к своему ножу у твоего горла. Нет, я останусь одна и буду баюкать свои раны и отравленную кровь. Так чище.

Сестра