Ночная сказка

Бутылки и пакеты вернулись от кассира к ним, и им пришлось подхватить их, чтобы они не попадали на пол. Вытащив сумки, они набили их разнообразными продуктами, напитками, едой для собаки и всякими нужными в доме вещами.

Улыбнувшись им, парень в очках сказал:

— Сто двенадцать фунтов шестьдесят пенсов.

Гарриет была уверена, что он внимательно слушал их разговор. Так же, как и молодая мамаша с ребенком, бесстыдно пялившаяся на Гарриет.

— Боже правый, — пробормотал Питер, до которого только сейчас дошло, как много они истратили.

— Теперь ты все понял? — многозначительно спросила Гарриет.

— Пусть даже и так, пусть так, — проговорил Питер, вручая кассиру кредитную карточку.

— Позволь мне самой судить обо всем. — При желании она могла буквально олицетворять ярость. Схватив в каждую руку по две сумки, женщина направилась на стоянку, оставив Питера расписываться на чеке. По правде сказать, он расплачивался в магазине ее деньгами.

Стоя у четвертого терминала в аэропорту Хитроу, Гарриет поджидала этого Фрэнка. Она была раздражена, и даже терминал не помогал. Огромные, медленно вращающиеся вентиляторы и уродливый помост для багажа делали терминал похожим скорее на какой-нибудь склад, а не на место, в которое возвращаются из Парижа. Фрэнк Пикард, ее клиент, мусолил в руках золотую карточку «Херц», убеждая Гарриет, что завезет ее в Вест-Энд, а уж потом поедет домой в Нортгемптон к Дорин, Рэю и Анджеле. А вокруг люди улыбались и смеялись, обнимая друзей и близких или еще поджидая тех, кого вот-вот доставят в аэропорт британские авиалинии.

Не сказать, чтобы этот уик-энд был таким уж расчудесным. Да, конечно, они пролетали через Париж, но потом им понадобилось сломя голову лететь в Тур, где Пикард проводил ежегодную конференцию. Несмотря на цветастые галстуки и дорожные кожаные сумки, Питер оказался весьма заурядным и скучным человеком, и тоска Гарриет усугублялась еще и долгими часами, проведенными в одиночестве. Осенью в Лондоне с помощью Фрэнка Пикарда она с легкостью заработала немало денег. А в этот уик-энд его компания показалась ей ничуть не лучше компании Старфайера. Она то и дело позевывала. К тому же Фрэнк просто обожал автомобили, а вот Гарриет не слишком любила говорить о них и не была даже тронута, когда он заявил ей, что она похожа на «ламбордини». Кстати, она была весьма удивлена, когда узнала, что он страдает предрассудками. К примеру, Фрэнк терпеть не мог владельца магазина в Нордгемптоне с азиатской внешностью. Еще он твердо верил в го, что надо уничтожать любой зародыш, в котором можно заподозрить дефект. Гарриет было очень трудно говорить с ним языком Наташи.

И вообще, находиться на конференции, если она тебе совсем неинтересна, очень скучно. Фрэнк никуда не брал ее с собой и лишь в субботний вечер позволил ей сопровождать его на официальный прием в старом городе. Прием проводился в «Пляс Плюмро», что на Луаре. Хоть он и показывал всем видом, что эта женщина принадлежит ему, но вел себя с нею тактично, однако почему-то говорил знакомым, что Наташа — его секретарша, и это было отвратительно. Обычно клиенты из Уайтхолла называли ее своим «исследователем».

Гарриет быстро поняла, что участники конференции без труда догадались об ее истинном занятии. Во-первых, она была одета гораздо лучше остальных женщин, а во-вторых, ей было лет на (хм!) двадцать меньше, чем им. Мужчины смотрели на нее нахально, а их жены — смущенно. У Гарриет создалось впечатление, что Фрэнк каждый год привозил в Тур разных девушек. Бумажник позволял ему это.

Гарриет раздражала необходимость провести в этом чудесном французском городе целых три дня, несмотря на то, что она зарабатывала при этом довольно большие деньги. Просто нелепость какая-то! Подумать только, ей в обязанности вменялось лишь однажды появиться на людях и выглядеть при этом на миллион долларов. Если, конечно, не считать того, что каждую ночь ей приходилось спать с этим человеком, впрочем, это, к счастью, не доставляло Гарриет много хлопот.

Но сам город Тур не произвел на нее никакого впечатления. Однажды она прогулялась вдоль мутноводной и грязной Луары от моста Наполеона до моста Уилсона, а в другой раз обошла вокруг собора святого Готьена, глазея в окна на желтое пламя свечей. Но назойливое внимание абсолютно всех французов, начиная от желторотых юнцов и кончая стариками, было столь неприятно, что Гарриет предпочла вернуться в отель и провела остальное время, сидя на кровати. Она была вынуждена переключать телевизор с канала на канал и смотреть нудные передачи — прямо как утомленная героиня какого-нибудь французского фильма.

Так она и сидела, привязанная к месту. Гарриет скучала по сыновьям, ужасно боялась, что Фрэнк заглянет в ее паспорт и увидит ее настоящее имя, и еще ее тревожила новость, которую сообщила ей Дейзи накануне отъезда. Да и новая работа Питера не давала ей покоя. Словом, Гарриет была и утомлена, и встревожена одновременно.