Ночная смена

Цепляю со стойки открытый пакет яблочного сока, пару пластиковых стаканчиков и двигаю к Андрею. Тот, как заядлая сплетница внимательно смотрит в замочную скважину.

— «Ну что нового? Соку хочешь?»

— «Пацан обшмонал трупы и ушел в кабинет. Давай сок!»

Андрей оборачивается и его натурально перекашивает от отвращения. Нюхаю сок — нормальный яблочный, пахнет вкусно, да и марка не из дешевых. Но Андрей смотрит на меня с таким омерзением, словно я ему поднес к лицу полуразложившуюся крысу в опарышах.

— «Да сколько же можно! Это кто, Ильяс или Николаич никак не угомонится?»

— «Андрей, ни сном ни духом! Ей богу! Честно! Что случилось-то? Нормальный сок, мне нравится больше, чем апельсиновый».

Подозрительно смотрит, вздыхает.

— «Ладно, убери это к черту. Что Николаич?»

— «Спрашиваем найденыша, что решил. Поступаем соответственно».

— «Ясно. Ну, пошли».

Торопливо выхлебываю оба стаканчика, ставлю пакет в сторонку и как провинившийся школьник догоняю Андрея.

Заходим в кабинет. Демидов Сергей, крыса подвальная, разлегся на груде бумажек, вывернутых из шкафа. Грамотно — не на холодном же полу лежать, а бумага — отличный теплоизолятор.

— «Ну, осквернитель гробниц, чего решил?»

— «Тык чо, с вами иду. Тут делать нефиг».

— «Условия понятны? Делаешь, что велят, взамен учим уму разуму, кормим, поим. Начнешь хамить, крысятничать, пакостить или опять нюхать — скатертью по жопе. Если по твоей глупости кто из команды погибнет — станешь тоже страшным дядькой. Понятно?»

— «Понятно. А как же права ребенка?»

— «У ребенка права: есть, пить, спать, выполнять поставленные старшими товарищами задачи и быть полезным и послушным. Курить, нюхать, воровать, бездельничать — таких прав у ребенка нет».

— «Чо и курнуть уже нельзя?»

— «Ты, задохлик, — по твоему возрасту должен быть на десять сантиметров выше. На пяток кило мяса больше. На четыре класса умнее. Детдома и всякие там заботы о бедных пьющих и гулящих сиротах — считай в прошлом. Это уже кончилось, если ты не заметил». — встреваю я.

— «Мы тебя упрашивать не будем — некогда. Итак — подписываешься?»

— «Где?»

— «Везде. Условия наши приняты?»

— «Ну, приняты…»

— «Тогда двинули тебя приводить в порядок».

— «Это еще как?»

— «Вшивая гопота нам даром ни к чему».

Через кабинет — у дерматолога — как раз был шкафчик с образцами препаратов от педикулеза. Делали его меньше года назад, так что все свежее еще. Малатион во флаконе. Самое то. А потом я найденыша еще шампунем с педилином обработаю. (Гм, а вроде ж это одно и то же, токо названия разные?) Надо еще потом вычесывать дохлых насекомых и гнид — ну это сам, не маленький.

Тампоном смоченным протираю грязную волосню. Похоже, что он недавно был в детдоме — волосы короткие достаточно. Уже легче. Так, намазали, теперь подождать чуток. Да, а вот его шмотки надо бы выкинуть. А во что его одеть? В шкафу висят халаты, сменная обувь. Ладно, пока обойдется халатом. А там одеть найдется во что.

— «Шмотки свои вшивые кидай в угол».

— «Это еще зачем?»

— «Затем, делай, что говорят».

— «Э, я вам Машкой быть не подписывался!»

— «Ты что, нахал, считаешь, что твои тощие грязные мощи зажгут в нас похоть? Не надейся, поросенок. Не на тех напал. Кидай свои шмотки в угол. Вот на тебе полотенце — я его смесью спирта и фурацилина намочил — оботрись, сними верхний слой грязи. Чучкан!»

— «Я ж замерзну. На улице-то не май месяц!»

— «Знаешь, ты за свои тряпки как баба цепляешься. Кончай дурковать!»

В бровях и ресницах вшей у него нет. Под мышками — тоже. На всякий случай даю ему тампон, чтоб обтер свою жидкую волосню, где она есть. Потом обтираем тощее и грязное тело свертком из мокрого полотенца. Ну, мытьем это не назовешь. Но хоть почище на килограмм стал. Теперь выдаю ему халат, зеленые операционные портки, которые носил дерматолог и лапти его же — великоваты, но годятся.

— «Куда я таким чучелом пойду» — бунчит пацан, пока я наматываю ему на голову косынку — малатион должен поконтактировать с вошками подольше.

— «Я так полагаю — что жрать. Наверху уже накрыто и стоит поторопиться».

Упоминание о жратве окрыляет беспризорника. Уже не споря, бодро двигает с нами в буфет. Конечно — ел-то он самое раннее — вчера вечером.

— «Садись, питайся», — встречает его Дарья Ивановна. Похоже, она решила взять над беспризорником шефство. Остальные довольно оживленно разговаривают с Валентиной, которая рассказывает о том, что получилось в ходе экспериментов. При этом она перелистывает две толстые общие тетради — довольно густо исчерканные и исписанные.

Лихо же она поработала. По ее словам получается следующее, если изложить человеческим языком, а не научным, результаты суточной работы с полусотней крыс, хомяков и мышей:

1. Любой укус — смертелен для млекопитающих.

2. Кровь зомби перестает быть заразной через час — полтора.

3. Смерть наступает в зависимости от тяжести ранения — тяжелая рана — быстрая смерть, легкая рана — жертва еще поживет. Около суток.

4. Обернувшиеся животные едят только мясо. Остальная ранее привычная пища — игнорируется.