Ночная смена

— Потому что твоя вечеринка жалости превратилась в сорока восьмичасовую ярость, и это, должно быть, становится утомительным. Ты сделала это. Побыла достаточно несчастна. Теперь, пожалуйста, не могла бы поговорить с ним, чтобы вы либо помирились, либо, типа, позволь изуродовать его машину в стиле Кэрри Андервуд¹⁹? Что угодно, только не это дерьмо с часом грустных девчонок.

— Мне не грустно.

— Точняк. Извини. Виновата. Ты гребанная трусиха.

— Извини?

Нина улыбается, совсем чуть-чуть, словно моя реакция лишь подтверждает это.

— Я не пытаюсь оскорбить тебя, поэтому объясню иначе. Ты все еще хочешь быть с Винсентом или нет?

Я с трудом сглатываю.

— Больше нет.

— Потому что его товарищи по команде узнают? И тебе невыносима мысль о том, что люди узнают, что ты, взрослая женщина, хочешь трахнуть другого взрослого по обоюдному согласию?

— Потому что я чувствовала себя объективированной, — поправляю я. — Ты была там, Нина. Я видела твое лицо. У тебя те же ощущения от ситуации. Джабари оставил Харпер наверху и пошел держать за руку другую девушку. Остальная команда пыталась оставить меня наедине с Винсентом. Что, если для них это была игра? Что, если они вели счет? Парни так делают. Я читала статьи о спортивных командах, в которых есть электронные таблицы.

Нина прищуривается, глядя на меня.

— Думаешь, товарищи Винсента пытались вас свести?

— Я уверена в этом.

— Значит, они сделали именно то, что делали мы с Харпер?

Я открываю рот, затем закрываю его, а потом пробую снова.

— Это другое. Ты знаешь, что это другое.

— Чем это отличается?

Почему кажется, что Нина не принимает мою сторону в этом вопросе?

— Они парни, Нина. И если перечислишь все улики, которые у меня есть с той ночи, это классическая схема — я поспорил на тебя.

Нина хлопает ладонью по стойке.

— Вот оно! Я так и знала! Ты делаешь повествование из всего. Смотри — да! Иногда искусство имитирует жизнь. Но ты всегда все упрощаешь, чтобы можно было подсунуть их в аккуратные коробочки. Это похоже на то, что ты проводишь литературный анализ собственной гребаной жизни, чтобы не проживать ее по-настоящему.

— Я так не делаю, — возражаю я.

О боже, делаю.

— Делаешь, — говорит Нина. — Это самосаботаж. Потому что, если ты сможешь убедить себя, что уже знаешь, чем это закончится, тогда сможешь уйти, не будучи на самом деле настоящим человеком и живя своей жизнью. Я понимаю, что ты не большой поклонник вечеринок и скопления людей, но иногда кажется, что считаешь себя совсем не такой, как другие девушки.

Такое ощущение, словно мне дали пощечину.

— Я такая же, как другие, — возражаю я. — И стараюсь не думать — лучше я других или нет, и ты это знаешь.

— Так почему же смогла по-настоящему растерзать Винсента, когда вы были только вдвоем, но нам с Харпер пришлось физически затащить в баскетбольный зал, чтобы заставить тебя трахнуться с ним? А? Что все это значит?

— Потому что я нервничала, — бормочу я. — Я не сильна в таких вещах, Нина. Я не такая…

— Как другие девушки?

— Я не это имела в виду!

Нина фыркает, поворачивается, чтобы поставить любимую кружку на полку, а затем захлопывает дверцу шкафа. Когда снова поворачивается ко мне, выражение ее лица такое материнское, что возникает ощущение, будто я снова в начальной школе и мама спрашивает меня, почему я не могу просто подойти и поздороваться с другими детьми, вместо того чтобы цепляться за ее ногу.

— Я люблю тебя, Кенни, — говорит Нина. — И это значит, что я должна сказать, когда ты неправа, прежде чем все будет испорчено.

Я думаю о лице Винсента, залитом пурпурным и голубым светом от гирлянд на вечеринке. Прерывистый вздох, который он изобразил пожатием плеч.

Я и так уже все испортила.

— Можешь, пожалуйста, перестать обращаться со мной как с ребенком, — умоляю я Нину. Меня подташнивает. — Только потому, что тебе нравятся вечеринки, это не значит, что и мне должны. И только потому, что ты ходишь на кучу свиданий и постоянно встречаешься с людьми…

— Значит, я лучшая подруга-шлюшка?

Я хмурюсь.

— Что?

— Я просто говорю, — Нина пожимает плечами. — Звучит так, словно ты бедная главная героиня — девственница, а я лучшая подруга — шлюшка, которая рядом только для того, чтобы подбодрить, пока ты бегаешь за парнем. Я персонаж второго плана. Сюжетный ход. Я одолжила свое самое модное боди, потащила тебя на вечеринку — потому что не дай Бог книжному червю пойти на вечеринку по собственной воле — а потом стратегически выскользнула из поля зрения, чтобы ты могла побыть с золотым мальчиком наедине, — она складывает влажное кухонное полотенце на столешнице и гордо похлопывает по нему. — Я лучшая подруга-шлюшка.

— Нет, это не так, — протестую я. — Ты не шлюха, Нина.

— И ты не ребенок. Так что перестань вести себя как один из них.

Я так ошеломлена и тело так дрожит, что все, о чем могу думать, это соскользнуть с кухонного табурета и умчаться в комнату.

Как ребенок.

* * *

Следующие несколько дней были ужасными.