Словно откуда-то издалека услышал он собственный голос, объясняющий школьные правила. Роберт Лоусон засунул большие пальцы рук за солдатский ремень и слушал его с улыбкой, то и дело кивая, как старому знакомому.
— Джим?
— Мм?
— У тебя неприятности?
— Нет.
— Что-нибудь с учениками в классе «Литература и жизнь?»
Без ответа.
— Джим?
— Нет.
— Может, ляжешь сегодня пораньше?
Если бы он мог уснуть!
Его опять мучили ночные кошмары. Когда этот тип с красной родинкой пырнул брата, он успел крикнуть Джиму вдогонку: «Следующий ты, малыш. Готовь пузишко».
Джим очнулся от собственного крика.
Он разбирал в классе «Повелителя мух» Голдинга и говорил о символике романа, когда Лоусон поднял руку.
— Да, Роберт? — голос Джима ничего не выражал.
— Что это вы меня так разглядываете?
Джим оторопело захлопал ресницами. В горле мгновенно пересохло.
— Может, я позеленел? Или у меня ширинка расстегнута?
Класс нервно захихикал.
— Я вас не разглядывал, мистер Лоусон, — возразил Джим все тем же ровным тоном. — Кстати, раз уж вы подали голос, скажите-ка нам, из-за чего поспорили Ральф с Джеком…
— Нет, разглядывали!
— Хотите, чтобы я отпустил вас к директору?
Лоусон на секунду задумался:
— Не-а.
— В таком случае расскажите нам, из-за чего…
— Да не читал я. Дурацкая книга.
Джим выдавил из себя улыбку:
— Вот как? Имейте в виду, вы судите книгу, а книга судит вас. Тогда, может быть, кто-то другой нам ответит, почему мнения мальчиков о звере сильно разошлись?
Кэти Славин робко подняла руку. Лоусон смерил ее презрительным взглядом и бросил пару слов Чипу Освею. Что-то вроде «ничего титьки?» Чип согласно кивнул.
— Мы тебя слушаем, Кэти.
— Наверно, потому, что Джек собирался устроить охоту на зверя?
— Молодец. — Он повернулся спиной к классу и начал писать на доске мелом. Мимо уха просвистел грейпфрут.
Джим резко обернулся. Некоторое тихо прыснули, лица же Освея и Лоусона выражали абсолютную невинность. Он поднял с пола увесистый плод.
— Затолкать бы это в глотку кое-кому, — слова относились к галерке.
Кэти Славин охнула.
Он швырнул грейпфрут в мусорную корзину и снова заскрипел мелом.
За чашкой кофе он развернул утреннюю газету, и сразу в глаза бросился заголовок в середине страницы. «О, Боже!» Его возглас прервал непринужденное щебетание жены. Казалось, в живот впились изнутри десятки заноз. Он прочел вслух заголовок:
— «Девушка разбивается насмерть».
А затем и сам текст:
— Вчера вечером Кэтрин Славин, семнадцатилетняя школьница из Хэролд Дэвис Хай Скул, выпала или была выброшена из окна многоквартирного дома, где она жила с матерью. По словам последней, ее дочь поднялась на крышу с кормом для голубей, которых она там держала. Анонимная женщина сообщила полиции, что трое каких-то парней пробежали по крыше без четверти семь, почти сразу после того, как тело девушки (продолжение на странице 3)…
— Джим, она случайно не из твоего класса?
Он не ответил жене, так как на время лишился дара речи.
Две недели спустя, после звонка на обед, его нагнал в холле Симмонс с папкой в руке, и у Джима упало сердце.
— Еще один новичок, — сказал он обреченно, опережая сообщение Симмонса. — Класс «Литература и жизнь».
У Сима брови поползли вверх:
— Как вы догадались?
Джим пожал плечами и протянул руку за личным делом.
— Мне надо бежать, — сказал Симмонс. — Летучка по оценке учебной программы. Джим, у вас такой видок, словно вы побывали под колесами машины. Вы как, в порядке?
Словно побывал под колесами машины, вот-вот. Как Билли Стирнс.
— В порядке.
— Так держать, — Симмонс похлопал его по спине и побежал дальше. А Джим открыл папку, заранее весь сжимаясь, как человек, ожидающий удара.
Однако лицо на фотографии ни о чем ему не говорило. Мог видеть его, мог и не видеть. Дэвид Гарсиа был массивного телосложения, темноволосый, с негроидными губами и полусонным выражением глаз. Он был тоже из Милфорд Хай Скул и еще два года провел в исправительной школе Грэнвилль. Сел за угон машины.
Джим закрыл папку. Пальцы у него слегка дрожали.
— Салли?
Она оторвала взгляд от гладильной доски. Джим уставился на экран телевизора невидящими глазами — транслировался баскетбольный матч.
— Нет, ничего. Это я так.
— Какая-нибудь скабрезность? — сказала миссис Норман игриво.
Он выжал из себя улыбку и снова уставился на экран. С кончика языка уже готова была сорваться вся правда. Но как о ней расскажешь? Ведь это даже не бред, хуже. С чего начать? С ночных кошмаров? С нервного срыва? С появление Роберта Лоусона?
Начать надо с Уэйна, его старшего брата.
Но он никогда и никому об этом не рассказывал, даже на сеансах групповой психотерапии. Он вспомнил свое полуобморочное состояние, когда они с Дэвидом Гарсией первый раз встретились глазами в холле. Да, на фотографии Гарсия показался ему незнакомым. Но фотография не все может передать… например, нервный тик.
Гарсия стоял рядом с Лоусоном и Чипом Освеем. Увидев мистера Нормана, он широко осклабился, и вдруг у него задергалось веко. В памяти Джима с необыкновенной отчетливостью зазвучали голоса:
— Ну что, шкет, сколько там у тебя в кармане?
— Ч-четыре цента.
— Врешь, щенок… гляди, Винни, обмочился!