В это милое время ни о каких гарретах типа нынешних металлодетекторов и речи не шло, поэтому кроме собирателей было только два типа поиска - 'копательство' и 'бульканье'. Копатели без затей подыскивали понравившийся лично им кусок окопа или блиндаж и проверив как можно перспективность - ну например воронки на бруствере, гильзы, что говорило о том, что тут шла стрельба - начинали откачивать воду и рыть, рыть, рыть… После этого доступной на дне окопа или блиндажа становилась всякая фигня и мелочь - поэтому рыть было интересно, было в этом чисто археологическое ощущение - тогда я впервые ощутил дикое чувство временного пробоя - когда мы нашли баночку с кремом после бритья и свернув крышечку, увидели четкие отпечатки на креме трех пальцев - даже и папиллярные линии сохранились - как взял немец последний раз крем - так след и остался, словно и не было десятков лет, словно это было сейчас. А наличие вероятного хозяина баночки, совсем рядом оставшимся в позе молящегося на коленях - тем более впечатляло.
Булькатели были более смелыми - работали они токо летом - ну и пока можно было залезть в воду - и забравшись в воронку щупали там в иле руками и ногами. Разумеется, никаких находок вроде книг, газет, тюбиков, зеркал, самодельных рюмок с резьбой, сделанных от скуки в период затишья из гильз и прочего бытового добра таким методом найти было невозможно - но вот крупные вещи и в первую очередь оружие, которое саперы не чинясь скидывали по воронкам - булькатели находили куда чаще, чем мы. Ну и разумеется периодически они резались о куски стекол, напарывались на колючку или повреждались другими способами - но это их не остужало.
Наша артель твердо встала на путь копателей (дурацкое это словечко прилипло из курса истории - там какие-то протестанты что-то рыли в знак протеста). Вожаком сразу стал крепкий и ловкий одноклассник со странным прозвищем Боров. Вот уж на кого на кого, а на борова он никак не был похож. Оказалось, что он по доброте душевной поменялся прозвищем с другим нашим одноклассником, который был ему однофамильцем. Однофамилец был сырой, пухлый и не очень сообразительный парень (класс это списывал на то, что он был 'искусственник'. Я тогда не знал, что это означало, что он всего-навсего вскармливался не грудным молоком, а смесями)
Одно то, что он упер со стройки кафельную плитку и потом облицевал ею ванну и туалет, причем плитки хватило и на потолок - достаточно характеризовало его. Особенно же характеризовало, что плитка вскоре с потолка и стен стала отваливаться, но не вся - часть оказалась прилепленной насмерть. Угадать, какая плитка свалится сидящим на унитазе или моющимся под душем было невозможно и незадачливый дизайнер и сам получил пару раз плиткой по башке и от матери еще огреб.
Вот наш вожак и отдал тому - свою кличку Лаф, а сам стал Боров. Обмен ничего не дал - новоиспеченный Лаф повесился через несколько лет. Кстати - он практически и не копал…
Боров был уже тертый калач - и довольно ловко разбирал минометки, гранаты и противотанковые мины. К снарядам у всех нас было отношение куда более осторожное - мы отлично запомнили, когда подорвался Невзор - местная знаменитость к которому милиционеры приезжали по расписанию чуть ли не раз в неделю и выгребали из квартиры кучу всякого разного взрывчато -огнестрельного… Заскучав от привычного и возжелав новых ощущений паренек стал разбирать 37 мм. снарядик - чертовски красивая штучка вообще-то. Кто понимает - пояски, деления, да и вообще - как игрушечка…
Его приятели, не одобрившие этого занятия, отошли в сторонку - тут у Невзора в руках и бахнуло.
Соратнички чесанули по домам, зачем-то выкинув портфель Невзора в Говнотечку… И затаились. Прижали уши.
Утром какой-то работяга шел из Ульянки в Горелово на работу - тогда многие так ходили - и часть тропинки шла как раз у воды этой самой речушки.
Вот дядька и обратил внимание на какие-то темные потеки на склоне - поднял взгляд с тропинки на откос берега и увидел там Невзора. Тот еще теплый был, когда его мужик нашел.
Оказалось, что взрыв снарядика в руках не убил Невзора, а страшно порвал - кисти рук, колени, лицо роем мелких осколков. Как удалось искромсанному Невзору проползти пару сотен метров, и как он сообразил, что на тропинке у него еще есть шанс кого-нибудь встретить - мне и сейчас непонятно. До речки он за ночь дополз и там окончательно кровью истек… След за ним остался - через неделю еще видно было.
Мы из этого сделали два вывода и твердо их придерживались - не разбирать снаряды и если кто из наших взорвется - не убегать, как приссавшие дети.
Несколько лет, пока я жил в Ульянке были посвящены копу. Если времени было побольше - отправлялись на Пулковские, если мало - болтались по Разбитому, а зимой в морозы рылись в болотистом леске, благо морозцем прихватывало воду и находки попадались там зачетные.