– О да, для того я здесь и нахожусь, – улыбнулся Капканс, откидываясь на спинку кресла. Он поерзал из стороны в сторону. – Эта штука поворачивается?
– Кажется, нет, сэр, но я вызову сюда самого умелого мастера по шарнирам, и не более, чем через час, все будет сделано.
– Хорошо. Что еще я хотел сказать… Ах да. Скажи, в Гильдии Убийц есть люди с прогрессивными взглядами?
– Уверен, что есть, милорд. Может, подготовить для вас досье, к примеру, на троих таких?
– Займись этим.
– Слушаюсь, милорд. И еще, милорд, многие сейчас добиваются аудиенции с…
– Пусть подождут. Мы желаем насладиться обретенным патрицианством. – Капканс постучал пальцами по краю стола, не спуская глаз с дверей. – Моя речь для инаугурации готова? Скорбим о безвременной кончине Ветруна, прямо на рабочем месте, новое направление развития, сохранить лучшее из старого, принимая лучшее из нового, остерегаться опасных элементов, придется затянуть пояса, совместные усилия, благо города?
– Именно так, сир.
– Добавь, что также я очень сожалею о трагической гибели сержанта Киля, надеюсь, что достойный памятник послужит делу объединения, во имя и на благо… И так далее, и тому подобное.
Секретарь сделал несколько пометок.
– Безусловно, сир.
Капканс улыбнулся.
– Наверное, ты удивлен, что я нанял тебя, хотя ты работал на моего предшественника?
– Нет, сир, – ответил секретарь, не поднимая глаз.
Он не был удивлен, во-первых, потому что догадывался о причинах такого решения, а во-вторых, потому что понимал: некоторым вещам удивляться не стоит, так будет полезнее для здоровья.
– Я поступил так потому, что умею распознавать талант, в чем бы он ни выражался, – пояснил Капканс.
– Благодарю вас, сир, – без запинки произнес секретарь.
– Из грубых камней иногда получаются настоящие бриллианты.
– Именно так, милорд, – сказал секретарь.
Что интересно, он действительно так подумал, потому что думать некоторые вещи, к примеру: «Да ты жалкий позер», тоже не вполне безопасно для здоровья.
– Кстати, где мой новый капитан Дворцовой Стражи?
– Кажется, капитан Карцер сейчас находится на заднем дворе, милорд, наставляет своих подчиненных на путь истинный.
– Передай, что я хочу его видеть здесь и
– Непременно, сир.
На разборку баррикады ушло немало времени. Ножки стульев, доски, рамы кроватей, двери и бревна осели и сплелись воедино. Поскольку каждый обломок кому-то принадлежал, а жители Анк-Морпорка весьма серьезно относятся к вопросам собственности, работа сопровождалась групповыми перепалками. Что совсем не удивительно, ведь сплошь и рядом какое-нибудь семейство, пожертвовавшее на общее благо трехногий табурет, делало попытку унести столовый гарнитур.
Добавляло головной боли и уличное движение. Телеги, задержавшиеся у стен города, пытались пробиться к пункту назначения, прежде чем цыплята вылупятся из яиц, а молоко прокиснет настолько, что обретет полную самостоятельность и отправится дальше своим ходом. Повсеместный затор можно было бы назвать пробкой, но с пробкой куда легче справиться, достаточно взять штопор. Поэтому все называли происходящее по-разному; сержант Колон, к примеру, выражался по-простому: «Никто не может сдвинуться с места, потому что все стоят». Не так звучно, зато правдиво.
Кое-кто из стражников участвовал в разборке баррикады, помогая разнимать постоянно цапающихся домовладельцев. Другие собрались в конце улицы Героев, где Пятак развернул полевую кухню и поставил бак с какао. Делать было толком нечего. Всего несколько часов назад они сражались. А теперь на улицы вывалило разом столько народу, что даже патрулировать их стало невозможно. Всякий хороший стражник знает, что иногда лучше постоять в сторонке. Так что разговоры, совершенно естественно, свелись к тому, что всегда обсуждают после победы: 1) интересно, доплатят ли нам за эти дни? А также: 2) может, даже медали дадут? Впрочем, был и другой вариант: 3) а если нам надерут задницы за все, что мы тут натворили?
– Амнистия – это когда никто никому ничего не дерет, – заявил Дикинс. – Амнистия – это когда все делают вид, будто ничего не произошло.
– Вот и ладно, – отозвался Букли. – А медалями-то наградят? Я хочу сказать, мы ведь так… – он сосредоточился, – са-мо-от-вер-жи-мо защищали свободу. Лично я бы дал нам медаль.
– А я вот думаю, надо было весь город обаррикадить, – встрял Колон.
– Угу, Фред, – хмыкнул Пятак. – Но тогда, хна, мы б и всяких плохих людей обаррикадили.
– Да. Но командовали бы все равно мы! – возразил Фред.
– Парни, чего зря молоть языками, – вмешался, попыхивая трубкой, сержант Дикинс. – Мы сражались, остались с руками и ногами и сейчас нежимся на посланном богами солнышке. Мы победили, вот и все. Вы победили, понятно? Все остальное – чепуха.
Некоторое время все молчали.
– А вот Масхерад не победил, – наконец сказал молодой Сэм.
– Мы потеряли пять человек, – отозвался Дикинс. – Масхерад сами знаете как погиб, еще двоих застрелили из арбалетов, один свалился с баррикады, один случайно перерезал себе горло. Бывает.
Все уставились на него.