К своему ужасу он понял, что снова чувствует себя отлично. Это было предательством по отношению к Сибилле, и к будущей страже, и даже к его светлости сэру Сэмюэлю Ваймсу, который должен был думать о политике далеких стран, и о рабочих местах, и как поднять эту чертову лодку, которую постоянно топит Речной Патруль. И, да, он хотел вернуться назад, или вперед, или через, или еще как. Он, правда, хотел. Он даже чувствовал во рту привкус этого желания. Конечно, он хотел. Но он не мог, не сейчас, и он был здесь и, как сказал Лоуни, делал свою работу. А в настоящий момент она заключалась в том, чтобы выжить в игре Тупых Сволочей, а Ваймс все знал об этой игре, это уж точно. Он чувствовал дрожь предвкушения. Такова сущность зверя.
И так он шел по улице, углубившись в свои мысли, когда из сумрака аллеи на него набросились люди.
Первый получил ногой в живот, потому что зверь никогда не дерется честно. Ваймс сделал шаг в сторону и схватил второго. Он почувствовал, как по нагруднику скользнул нож, когда он опустил голову и с силой ударил человека по шлему.
Тот тихо сложился пополам и рухнул на булыжники.
Ваймс развернулся к первому человеку, который, согнувшись почти вдвое и хрипя, все-таки держал нож и размахивал им перед собой, точно талисманом. Острие рисовало в воздухе неправильные восьмерки.
— Брось его, — сказал Ваймс. — Я не стану повторять дважды.
Со вздохом он вынул что-то из заднего кармана. Вещица была узкой, из черной кожи, и наполненной внутри свинцом. Он запретил использовать их в новой страже, но знал, что некоторые офицеры все же достали их, а если он считал человека разумным, то притворялся, что не знает об этом. Иногда спор должен решаться очень быстро, а для этого существуют и гораздо худшие способы.
Он с особой осторожностью опустил дубинку на руку человека. Раздался вскрик, и нож упал на мостовую.
— Мы оставим твоего приятеля здесь, пусть поспит, — произнес он. — Но тебе лучше показаться врачу, Генри. Ты будешь тихо себя вести?
Несколько минут спустя доктор Лоуни открыл заднюю дверь и впустил Ваймсас переброшенным через плечо телом.
— Вы ведь всем помогаете, так? — спросил он.
— Без исключения, но…
— Этот из Неназываемых. Пытался меня убить. Его надо бы подлечить.
— Почему он без сознания? — спросил доктор. На нем был каучуковый передник и такие же ботинки.
— Не хотел лечиться.
Лоуни вздохнул и рукой, в которой держал швабру, указал Ваймсу на дверь.
— Несите его в операционную, — сказал он. — Боюсь, мне пока придется прибраться в приемной после мистера Сольцифероза.
— Почему, что с ним?
— Он взорвался.
Ваймс, внезапно сдержав свое природное любопытство, понес тело в святая святых доктора Лоуни. Там было иначе, чем припоминал Ваймс, хотя тогда он подмечал лишь детали. Внутри стоял стол и верстак, а вдоль стены высились полки с бутыльками. И ни одна не была похожа на остальные. В одной или двух что-то плавало.
На другом стеллаже были инструменты.
— Когда я умру, — сказал Лоуни, осматривая пациента, — то пусть на мою могилу положат колокольчик, чтобы мне можно было не вставать, когда звонят люди. Положите его, прошу. Похоже на сотрясение мозга.
— Это я ударил его, — помог Ваймс.
— А руку тоже вы сломали?
— Точно.
— Очень аккуратно. Кости легко вправить и наложить гипс. Что-то не так?
Ваймс все еще разглядывал инструменты.
— И вы используете все это? — спросил он.
— Да. Хотя некоторые лишь пробные модели, — ответил Лоуни, занимаясь пациентом.
— Ну, мне бы не хотелось, чтобы на мне использовали вот это, — и Ваймс поднял странный инструмент, похожий на пару лопаточек, соединенных веревкой.
— Сержант, то, что вы держите в руках, к вам неприменимо ни при каких обстоятельствах, — вздохнул доктор, не отрываясь от работы. — Они для… женщин.
— Для белошвеек? — Ваймс быстро положил плоскогубцы обратно.
— Эти? Нет, дамы ночи теперь стараются не прибегать к подобному. Наши встречи носят, скажем, предупредительный характер.
— Учите их пользоваться наперстком? — усмехнулся Ваймс.
— Да, просто удивительно, как можно использовать метафоры, а…
Ваймс снова поднял лопатки. Эти штуки вызывали смутную тревогу.
— Вы женаты, сержант? — спросил Лоуни. — Рози была права?
— Э… да. Моя жена, э, в другом месте. — Он поднял инструмент и со звоном уронил его.
— Что ж, тогда стоит сознать, что родить ребенка — это вам не орехи лущить.
— Черт, надеюсь, что нет!
— Хотя должен заметить, акушерки редко обращаются ко мне. Они считают, мужчина не должен встревать в то, чего не знает. С тем же успехом мы могли бы и в пещерах жить.
Лоуни взглянул на своего пациента.
— Как сказал основатель нашей профессии, философ Скептум: «мне заплатят?»
Ваймс исследовал содержимое кошелька, висевшего на ремне Генри.
— Шести долларов хватит? — спросил он.
— Почему Неназываемые напали на вас, сержант? Вы же полицейский.
— Я — да, но они — нет. Разве вы этого не знаете?
— Я лечил некоторых из их гостей, — сказал Лоуни, и Ваймс отметил про себя его осторожность. В этом городе слишком много знать было накладно. — Странные переломы, ожоги от воска… и все такое.