Ночная трава

Он наверняка был прав — так убежденно и веско произнес он эти слова. Любопытно, что последняя фраза прочно запомнилась мне. И еще многие годы, когда я гулял, в основном по ночам, в отдельных уголках Парижа, — один раз это было прямо у Дома радио, — мне порой слышался далекий голос Агхамури: «В сущности, двойной игры не бывает».

— Я был недостаточно осмотрителен… Я позволил затянуть себя в одно скверное дело… Знаете, Жан, некоторые из тех, кто часто бывает в отеле «Юник», тесно связаны с Марокко…

Постепенно зал наполнялся людским гомоном, и за столиками напротив нас ужинало уже гораздо больше посетителей. Агхамури говорил тихо, и я не все мог расслышать из его слов. Да, отель «Юник» был точкой, где встречались определенные люди из Марокко и французы, имевшие с ними «дела»… Но что это были за «дела»? У того Жоржа с лунным лицом, о котором Поль Шастанье сказал, что он далеко не пай-мальчик, был в Марокко собственный отель… Поль Шастанье долгое время прожил в Касабланке… А Марсиано родом оттуда… А сам он, Агхамури, оказался среди этих людей благодаря другу из Марокко, который часто бывал в студенческом городке, хотя на самом деле занимал пост в посольстве — он был советником по вопросам безопасности…

Он говорил все быстрее, и мне было сложно улавливать нить в потоке все новых подробностей. Может, он хотел сбросить с себя бремя, секрет, который слишком долго носил в себе в одиночку. Вдруг он осекся:

— Прошу прощения… Вам, должно быть, кажется, что это все не имеет отношения…

Вовсе нет. Я умел выслушивать людей. И даже когда совершенно не понимал, о чем мне говорят, я продолжал смотреть на собеседника во все глаза, проницательным взглядом, так что он был уверен, что нашел во мне внимательнейшего слушателя. Я мог думать совсем о другом, но не переставал пристально смотреть в глаза, точно жадно ловлю каждое его слово. Но с Агхамури все было иначе. Поскольку он был из тех, кто окружал Данни, я старался понять все. И надеялся, что он обронит пару слов о той «грязной истории», в которую, как он сказал, замешана Данни.

— Вам повезло… Вам не приходится копаться в этой грязи, как нам… У вас еще чистые руки…

В его последних словах будто звучал укор. Что он хотел сказать этим «нам»? Ему и Данни? Я взглянул на его руки. Кисти были тонкие, гораздо тоньше моих. И очень белые. Помню, руки Данни тоже поразили меня своим изяществом. У нее были очень узкие запястья.

— Главное, остерегаться опасных встреч… Как бы нам ни казалось, что мы неуязвимы, всегда найдется брешь в броне… Всегда… Будьте осторожны, Жан!..

Можно было подумать, он завидует, что у меня «чистые руки», и ждет часа, когда я кончу тем, что тоже выпачкаю их. Его голос все отдалялся. И теперь, когда я пишу эти строки, доносится до меня так же слабо, как голос диктора по радио, пробивающийся поздней ночью сквозь ворох помех. Думаю, уже тогда у меня было это чувство. Мне кажется, в то время я видел их всех будто через стекло аквариума, разделявшее нас, их и меня. Так во сне вы видите, как остальные переживают неопределенность настоящего, но вы-то — вы знаете, что будет. И вот вы пытаетесь уговорить Мадам дю Барри не возвращаться во Францию, где ее ждет гильотина. Я решаю сесть на метро сегодня вечером и поехать до улицы Жюсьё. По мере того как будут пробегать мимо станции, время отмотает годы вспять. Я отыщу Агхамури за тем же столиком рядом со стойкой, в том же бежевом пальто и с черным портфелем, лежащим плашмя на столе, — я все время думал, правда ли в нем материалы к занятиям в Санзье: для экзамена по «пропедевтике», как он мне сказал. Я бы не удивился, достань он оттуда пачки банкнот, револьвер или собранный на кого-то компромат, который нужно передать тому марокканскому другу из студенческого городка, занимавшему, по его словам, пост «советника» в посольстве… Я поведу его на станцию Жюсьё, и мы вместе проделаем обратный путь во времени. Мы выйдем на другом конце ветки, на станции Эглиз д’Отёй. Вечер спокоен, площадь почти по-деревенски тиха. Я скажу ему: «Ну вот. Вы в современном Париже. Вам больше нечего бояться. Все, кто желали вам зла, давно умерли. Для них вы недосягаемы. Больше нет телефонных будок. Чтобы позвонить мне в любое время, используйте этот предмет». И протяну ему мобильный телефон.

— Да… Будьте осторожны, Жан… Я много раз видел, как вы говорили с Полем Шастанье, когда заходили в отель «Юник»… Смотрите, он и вас затянет в грязную историю…

Было уже поздно, зрители выходили из театра «Лютеция». За столиками напротив не осталось никого. Агхамури казался еще тревожнее, чем в самом начале нашей встречи. Такое чувство, что он боится выйти из кафе и просидит здесь до самого закрытия.

Я снова задал вопрос:

— А Данни?.. Вы и правда думаете, что та «грязная история», о которой вы говорите…

Он не дал мне закончить. Резким тоном он произнес: