– Она же на таблетках сидит?
Интуиция подсказывала мне, что старушка Марлоу не сидит ни на каких таблетках – и вообще ни на чем. Бросилась на меня со шкафа, как летучая обезьяна из Страны Оз, и с рефлексами полный порядок. Словоблудие у нее, похоже, чисто психическое, побочный эффект одиночества и безвылазной жизни в четырех стенах. К тому же, хоть она и играла ужас от нашего вторжения, я видел, что ей не терпится выступить перед живыми зрителями.
– Отдай ей.
Марлоу чуть не скакнула к Норе и выхватила бутылку. Открутила крышку, шевеля пальцами ловчее крупье на блек-джеке в Вегасе, и принялась хлестать. Я такую жажду встречал только в рекламе «Маунтин Дью». Из-под длинного рукава выскользнули белые кисти-пауки – об стекло звякнул металл. Марлоу носила всего одно украшение – кольцо с крупной черной жемчужиной.
Якобы то самое, что ей на прощание подарил бывший жених Принц. В свое время я проверял детали Бекмановой истории, и все равно вздрогнул, здесь и сейчас воочию узрев эту улику, этот символ разбитого сердца.
Марлоу оторвала бутылку ото рта, глотнула воздуху и вытерла губы. Устроилась поудобнее. Спокойная, на вид поразительно здравая, а бутылку прижимала к себе, точно дитя в пеленках баюкала.
– Так вы хотите знать про Кордову, голубчики? – тихо осведомилась Марлоу.
– Да, – сказала Нора.
– Вы уверены? Порой знание пожирает заживо.
– Мы рискнем, – сказал я и сел в кресло напротив.
Судя по всему, моим ответом она осталась весьма довольна – она готовилась, настраивалась.
Заговорила она минуты через две, и низкий голос ее, прежде усеянный камнями и изрытый колдобинами, вдруг покрылся гладким асфальтом и проворно запетлял в темноте.
– Что вы знаете о «Гребне»? – прошептала она.
– Легендарное поместье Кордовы, – сказал я. – К северу от озера Лоуз, в глухих лесах.
– А вы знаете, что его построили там, где некогда вырезали могавков?
– Не знал.
Она возбужденно облизнулась.
– Убили шестьдесят восемь женщин и детей, тела побросали в яму на холме и запалили. Вот на этом самом месте фундамент и заложили. Стэнни, естественно, не знал, когда покупал. Говорил мне, что ему было известно одно: в поместье жила пара, какой-то британский лорд и его безмозглая жена, и они разорились. Однако Стэнни не сообщили, что жена в этом поместье лишилась мозгов окончательно. Продали поместье, вернулись в Англию, и лорду ничего не оставалось, кроме как сдать чокнутую женушку в дурдом. Спустя несколько дней она пырнула врача ножницами в ухо. Ее перевели в Бродмур, в больницу для невменяемых преступников. Вскоре лорд скоропостижно помер от инфаркта. И, как говорится, смена закончена, всем спасибо.
Кордову она нежно называла Стэнни.
Марлоу опять от души приложилась к бутылке. Каждым глотком она словно реанимировала себя, медленно возвращала к жизни. Даже костлявость ее слегка округлялась – Марлоу себя
– Мой Стэнни, – продолжала она, откашлявшись, – ни о чем таком не имея понятия, с прелестной женой и новорожденным сыном сразу переехал в чудесный особняк. Я, если вы не заметили, старая циничная сволочь. Я ни во что не верю. Религия? Это для людей, которым подавай вечную страховку. Смерть? Одно большое ничто. Любовь? Выброс дофамина в мозг, и когда запас израсходован, остается одно презрение. Но этих двух простых фактов, убийства и безумия, даже мне хватило бы, чтоб туда не соваться.
Она еще глотнула, рукавом отерла рот.
– Стэнни рассказывал, как в первый же день, едва уехали грузчики, жена ушла подремать наверх, а он отправился гулять. Он всегда подолгу один гулял в лесу, если искал идеи для фильма. И ему как раз требовалась идея. Только что вышел «Где-то в пустой комнате». Фильм прекрасный до боли в сердце. Всем жуть как хотелось знать, что он придумает дальше.
Костлявые руки выползли из рукавов, пальцы поковыряли белую этикетку на бутылке.
– Гулял он с час, на одну тропинку свернул, на другую, забрел в чащу и на ветке увидел красную веревку, всю в узлах. Одинокую красную бечевку. Понимаете, что это значит?
Нора помотала головой. Марлоу ответила кивком и взмахом руки.