Ночное кино

– Астрид по-прежнему не знала, что произошло. Считала, что у нее попросту растет дочь с бешеным интеллектом. Но Александра на ощупь была странно холодна, а когда Астрид мерила ей температуру, постоянно выходило не девяносто восемь и шесть, как полагается, а где-то девяносто семь, девяносто шесть[92]. Астрид возила ее по нью-йоркским больницам. Врачи никаких отклонений не нашли. Астрид задергалась, особенно когда у Александры стало меняться поведение. Она больше не смеялась. А когда злилась, находиться рядом было просто страшно. В конце концов пришлось Станисласу все выложить бедной жене. Показал ей дьявольскую отметину у Александры в левом глазу. Жабью лапку так называемую. Довольно крупное пятно на радужке, рядом со зрачком.

Ровно об этом говорила горничная Лупе в «Уолдорфе». Huella del mal. «Печать зла». Нора глянула на меня – видимо, вспомнила, как сама разглядела пятнышко на фотографии судмедэкспертизы.

– Астрид, естественно, верить не желала. Но затем случился кошмарный эпизод, и она передумала. Посреди ночи весь дом проснулся от криков. Священник. Кричал в своей постели. Пижама на нем, а также черная сутана в шкафу горели. Он сам горел. Семье удалось потушить огонь, священник был практически без сознания, Астрид запихала его в машину, повезла в больницу, поскольку Кордова, само собой, уже не водил. Отказывался выезжать из поместья. Вызывать «скорую» они не хотели – боялись страшного скандала. В общем, Астрид в полном безумии неслась как оглашенная, не вписалась в поворот, занесло, врезалась в дерево, машина вдребезги. Примчался Тео на фургоне, вытащил священника, а тот, периодически впадая в беспамятство, стонал и неуклонно умирал по чуть-чуть. Тео доставил его в сельскую больницу под Олбени и уехал. Священника взяли под именем Джона Доу – все тело в ожогах третьей степени. Александра вроде бы эту катавасию проспала. Но наутро Астрид увидела, что у дочери на левой руке сильный ожог. Стало ясно, что дочь виновна. И с того дня Астрид поверила, что проклятие дьявола – не выдумка. – Марлоу покачала головой. – Священник выжил, хотя я слышала, что через месяц он исчез из больницы, и больше его никто не видел, ни в «Гребне», ни где еще.

Я не верил своим ушам. Марлоу в безукоризненных подробностях изложила инцидент, который я откопал пять лет назад. Мотельная консьержка Кейт Миллер стала свидетельницей автокатастрофы. За рулем была Астрид Кордова – она утверждала, что в машине одна, но Кейт клялась, что был кто-то еще – мужчина на заднем сиденье, весь в черном, лицо в бинтах. Кейт считала, что это Кордова.

А это был заживо горевший священник.

– Сколько Александре тогда было? – спросил я.

Марлоу пожала плечами:

– Пятнадцать? Шестнадцать? Они ее потом услали.

– Куда?

– В какой-то лагерь для беспокойных подростков. Последняя, довольно тщетная попытка сделать вид, будто в проблемах Александры ничего необычайного нет.

Я покосился на Хоппера. Тот ссутулился в кресле, закинув лодыжку на колено, и напряженно разглядывал Марлоу.

– Астрид в гневе потребовала, чтобы муж все исправил. И у него завелись кое-какие идеи. Он считал, что проклятие можно отменить, если обменять душу Александры на чью-нибудь еще. Баш на баш. На другого ребенка. И вот так Александра разругалась с семьей. Потому что, когда ей наконец все объяснили, она захотела принять свою судьбу. Но Кордова упрямо искал выход. До последнего дня. Как одержимый. О съемках нового фильма и речи не шло. Осталось только это. Оно съедало его заживо, пожирало всю семью. Временами Александра была абсолютно нормальна, и они надеялись, что эту темноту, которая вот-вот ее поглотит, они просто нафантазировали. Но затем что-нибудь случалось, и вновь становилось ясно, что все взаправду. Он за ней придет.

– Он? – переспросил Хоппер. – Это кто – он?

Марлоу посмотрела на него:

– Дьявол, разумеется.

Хоппер усмехнулся:

– А, ну конечно.

Марлоу смотрела, пока он не отвел глаза от ее застывшего маской лица.

– В исламе Иблис, – прошептала она. – В буддизме Мара. В Древнем Египте Сет. В западных цивилизациях Сатана. Если приглядеться, удивительно, сколь повсеместно его на самом деле признают.

Она задумчиво склонила голову набок, повернулась ко мне: