Ночное кино

– Что у тебя с руками? – выпалила Нора, когда мы зашагали вглубь.

Я не понял. Снял пальто, закатал рукава. Руки покрывала кошмарная сыпь. Мы нырнули в кабинку, и Нора сказала:

– Мы тебя ждали три дня.

– Да блин, – сказал Хоппер. – Дай человеку поесть.

Мы сделали заказ, и затем из разрозненных и напряженных реплик я сложил картинку: за три дня, что я отсутствовал, паранойя и страх за меня не пускали их из мотеля, не считая пары поисковых экспедиций по дорогам вокруг «Гребня». Вернулись они в четверг по отдельности: первой Нора – в пять утра, затем Хоппер на джипе в седьмом часу вечера.

– Я думала, придется заявлять в полицию, – сказала Нора. – Я не знала, что сказать. «Мы незаконно вторглись тут в одно поместье, а теперь моих сообщников взяли в заложники». Я раздобыла номер твоей полицейской подруги. Шерон Фальконе. Она не ответила.

– Десерт не желаете? – осведомилась официантка, внезапно материализовавшись у нашего стола.

– Яблочный пирог, пожалуйста, – прохрипел я.

– А вы?

Нора и Хоппер удивленно уставились на меня. Я и сам удивился. Мне впервые удалось нормально заговорить.

Они заказали пирог и кофе, а потом, когда официантка все это принесла, Нора, болтавшая и ерзавшая, пока ела, вдруг умолкла и принялась щупать царапины на щеке, будто проверяя, не исчезли ли. Хоппер погрузился в раздумья. Стало ясно, что их мучило не только мое трехдневное отсутствие. Они и сами пережили в поместье нечто странное.

Кроме того, я в тревоге заметил, что ресторан, такой оживленный и шумный считаные минуты назад, нежданно опустел.

Остались только мы трое, да за стойкой сгорбился старик в черно-зеленой клетчатой рубахе, узловатый и тонкий, как и его трость, прислоненная к стойке. Ощущение такое, будто шепотки о том, что случилось с нами в «Гребне», уже растворились в воздухе, уже слетали с наших губ, омрачали это заведение и все невинные души, все беспечные люди невольно и неосознанно почуяли, что пора уходить.

– Начнем с каноэ, – сказал я.

95

– Мы не знаем, куда оно делось, – ответила Нора. – Наверное, они забрали.

– «Они»?

– Эти люди, которые там живут.

Она неуверенно глянула на Хоппера. Тот ничего не прибавил, указательным пальцем подцепил кружку за ручку и насупился.

– Я же сказал тебе: жди меня у пруда, – заметил я Норе.

– Я и собиралась. Но я спустилась с холма, заблудилась и слишком забрала на север. Потом вернулась, уже пошла к каноэ, и тут меня сзади кто-то за плечо схватил. Я заорала, прыснула в него из баллончика и побежала.

– Лицо его видела?

Я помню этот крик, – выходит, и впрямь кричала Нора.

Она покачала головой:

– У него фонарик был. Ослепил меня. Я бежала-бежала, а потом смотрю – никто не гонится. Через час вышла на проселок в лесу. Пошла по нему, думала, он меня из поместья выведет и я пойду за помощью.

Она осеклась и опять нервно покосилась на Хоппера.

– Вывел он тебя из поместья? – спросил я.

Она опять покачала головой.

– А куда вывел? – спросил я, поскольку больше она ничего не сказала.

– На какую-то бетонную площадку. Там древний грузовик. А в центре огромные такие железные коробки. Пять штук в ряд. Сначала я думала, это электростанция, местный генератор. Или, может, звериные капканы. Они на вид были жестокие. Но потом запахло дымом. Я подошла, посветила фонариком, а в каждой коробке ржавая дверь и сверху труба торчит. И вся земля каким-то серым порошком засыпана. Я сначала не поняла, потом наступила туда – а это пепел. Это печи были. И в них недавно жгли – жаром несло.

Печи.

От этого слова в голове почему-то всплыло воспоминание о тоннелях, что уходили из подземной ниши, о почерневших ходах и полустертых словах белой краской. Я сам не верил, не понимал, как это возможно, но помнил их все до единого, припевом детской песенки – будто распевал их в детстве и они навеки застряли в мозгу.

Сторожка. Особняк. Озеро. Конюшня. Мастерская. Дозор. Трофейные. Пинкоя Негро. Кладбище. Миссис Пибоди. Лаборатория. 0. Перекресток.

Нора нахмурилась:

– Я вспомнила, как этот Нельсон Гарсия тебе говорил, что весь свой мусор Кордовы сжигают. Я подошла, открыла дверь. Внутри ничего – черные стены, пепел горами. Запах ужасный. Синтетический, но сладкий. Я пооткрывала другие двери, веткой поворошила пепел – думала, может, что-нибудь осталось. Ничего, ни волоска. Я поискала на земле – что они такое старались уничтожить. А потом нашла в грузовике.

– Что?

– Стеклянную пробирку, чтобы кровь брать, врачебную. Застряла в щели откидного борта. Вроде пустая, но на ней была розовая бирка «биологическая опасность». Наверное, откуда-то возили на грузовике отходы, медицинские или токсические, и сжигали в «Гребне». А пробирка нечаянно выпала.

Она перевела дух.