Ночное кино

– И откуда же взялась эта прекрасная субаренда? Архангел Гавриил подарил?

– «Крейглист».

– Так. Давай я объясню. «Крейглистом» обычно пользуются проститутки, маньяки-убийцы и массажисты, с которыми в конце познаёшь неземное счастье.

– Я уже проверила.

– Когда?

– Утром. Огромная комната, боковая, таунхаус в Ист-Виллидж, с эркером. Света – море. Всего пятьсот в месяц и ванная одна на двоих с очень клевой старой хиппушкой.

Я набрал в грудь побольше воздуху:

– Давай я тебе расскажу про клевых старых хиппушек из Ист-Виллидж. Они психованные. Они изучают карты Таро и едят сою. Иногда едят Таро и изучают сою. Большинство не покидали этот островок с тех пор, как президентом был Никсон, и под ногтями у них произрастают вполне отчетливые виды флоры. Ты уж мне поверь.

– Мы только что с ней пообедали. Она суперская.

– «Суперская»?

Нора кивнула:

– Выращивает органические помидоры.

– И удобряет их трупами своих тридцати кошек.

– Много лет работала ассистенткой фотографа Аведона.[107]

– Они все так говорят.

– У нее был роман с Экслом Роузом. Он про нее песню написал.

– Наверняка ту, которая «Приглашаем в джунгли»[108].

– Я не понимаю, чего ты психуешь. Все будет круто.

«Все будет круто». Я как будто стоял босиком на полу, а у меня из-под ног выдергивали ковер.

– Это из-за того, что было ночью, – сказал я.

Она только вздернула подбородок, схватила ежегодник школы «Гармония» и, театрально хмурясь, его полистала.

– Ты сердишься, что я был джентльменом? Уважал границы наших рабочих отношений?

Она захлопнула ежегодник, сунула в сумку.

– Нет.

– Нет?

– Нет, это из-за прослушиваний на «Гамлетту» в Блошином театре.

– Прослушивания на «Гамлетту». В Блошином театре.

Она торжествующе кивнула:

– Они поменяли наоборот все гендеры, чтобы у женщин наконец были хорошие роли. Я хочу попробоваться на Гамлетту, мне надо круглосуточно репетировать монологи. А ты рехнешься – тебе же не нравится, как я играю.

– Неправда. Я очень пристрастился к твоей игре.

Она складывала старый серый кардиган: на плече летящая птица из блесток, на левом локте беззвучно кричащим ртом распахнулась большая дыра.

– Ты же сам ночью сказал, что я должна бежать вперед, а ты мой чирлидер, будешь меня подбадривать. Ну вот я и побежала.

– С чего это ты решила меня послушаться?

– Я же говорила, что это все временно. Пока мы не выясним про Сандру. А мы выяснили. И у меня теперь есть деньги.

До отъезда в «Гребень» я ей заплатил, присовокупив изрядный бонус, о чем теперь отчасти жалел.

– Кроме того, ты будешь занят – тебе надо кричать на каждом углу, на Сандре деньги заколачивать, как вот Хоппер говорил.

Я посмотрел, как это замечание проплывает мимо – гранатой взрывается прямо перед носом. Нора тысячеглазым насекомым носилась по комнате – складывала, запихивала, упаковывала пожитки.

– Расследование не окончено, – сказал я. – Ты уходишь из голевой зоны, в четвертом тайме из четырех, за пять секунд до конца матча, после третьего дауна.

Она испепелила меня взглядом:

– До тебя так и не дошло, да?

– Что до меня не дошло? Я с восторгом выслушаю.

– Ты ничего не понял. Если бы Кордова кому-то причинял зло, Сандра бы этого не допустила. Я ей доверяю. И Хоппер тоже. А ты совершенно явно не доверяешь никому. Забирай свое пальто.

Она яростно сдернула с вешалки черное пальто Синтии и швырнула на кровать. Пальто сползло на пол. Я отдал его Норе, потому что к Оливии Эндикотт стоило надеть что-нибудь без перьев. Нора в пальто влюбилась, с беззастенчивым восторгом объявила, что в нем она как будто «французский человек», – уж не знаю, что имела в виду.

– Я тебе его подарил, – сказал я.

Она надела пальто, шагнула к зеркалу с Большой Желтой Птицей[109] и очень медленно уложила на шее зеленый шарфик. Потом цапнула с кроватного столбика черную федору и аккуратно водрузила на голову – точно короновала себя, потерянную королеву. Я в некотором ошеломлении сошел за нею вниз. Там она бросила сумки на полу и направилась в кабинет. Она, оказывается, забрала Септима с передержки. Села перед клеткой на корточки.

– Бабушка Илай, когда подарила мне Септима, сказала, что есть правила, – сообщила Нора. – Его полагается дарить тому, кому он нужен. В этом отчасти его магия. Надо понимать, когда пора его отдавать, – это когда больнее всего. Я хочу, чтоб его взял ты.

– Я не хочу птицу.

– Но птица тебе нужна.

Она отперла дверцу, и синий попугай спорхнул ей в ладонь. Нора что-то прошептала ему в невидимое ухо, посадила на качели и пошла прочь, мимо меня и в коридор. Остановилась только на пороге.

– Я схожу с тобой. Поговорю с хиппушкой. Мало ли – вдруг она из Симбионистской армии освобождения?[110]

– Нет. Я сама.

– И что – все? Я тебя больше никогда не увижу?

Она сморщила нос, будто я сморозил редкостную глупость:

– Ну естественно, ты меня увидишь.

Она встала на цыпочки и обняла меня. Обнималась девчонка на «пять» – тощие руки обхватили мою шею, точно кабельные стяжки, костлявые коленки ударились об мои. Словно хотела прихватить с собой нестираемый отпечаток меня.

Затем подобрала сумки и зашагала вниз по лестнице.