Ночное кино

С этим обильным багажом перешла дорогу и направилась по Девятой к югу.

Я подождал зеленого и повернул направо, наблюдая, как Нора волочется по тротуару впереди. Я притормозил, чтоб ее не обогнать, – таксист позади меня налег на клаксон – и увидел, как она остановилась у двери возле узенькой витрины. На вывеске значилось: «Бабл-о-мат». Нора вдавила кнопку, подождала и исчезла внутри.

Я прибавил газу, вырулил на Пятьдесят первую, припарковался у пожарного гидранта. Запер машину и пешком вернулся на Девятую.

Стеклянный фасад «Бабл-о-мата» пестрел наклейками: «Вестерн Юнион», «Обналичиваем чеки», «Круглосуточные финансовые услуги». Заведение было крошечное: бурый ковролин, пара складных стульев, груда коробок на полу. В задней стене – окошко кассы за пуленепробиваемым стеклом.

Я позвонил. Задняя дверь открылась не сразу. Наружу высунулась голова лысого здоровяка.

Мужик щеголял мордой цвета копченой говядины и черной рубашкой с коротким рукавом. Он нажал переключатель на стене, и дверь со щелчком отворилась.

Я вошел, а мордоворот водворился в кассу, вытирая руки о рубашку, на которой я различил вышитые красным стебли бамбука. Как правило, я не доверяю мужчинам с вышивкой на одежде.

– Я ищу девушку с сумками и птичьей клеткой.

Он неправдоподобно изобразил недоумение:

– Кого?

– Нору Халлидей. Девятнадцать лет. Блондинка.

– Тут только я. – Говорил он с густым нью-йоркским акцентом.

– А я, значит, Тимоти Лири, и у меня мощный кислотный приход, поскольку я только что видел, как она сюда вошла.

– Джессика, что ли?

– Именно.

Он воззрился на меня в тревоге:

– Вы из полиции?

– А вы как думаете?

– Я не хочу осложнений.

– Да и я не хочу. Где она?

– В задней комнате.

– Что она там делает?

Он пожал плечами:

– Платит мне сороковник. Я ей разрешаю тут ночевать.

– Сороковник? Больше ничего?

– Эй! – огрызнулся он. – У меня семья все-таки.

– Где тут задняя комната?

Не дожидаясь ответа, я открыл единственную дверь, какая была.

За ней обнаружился захламленный темный коридор.

– Я не хочу осложнений. – Мордоворот очутился рядом, и его одеколон чуть не сшиб меня с ног. – Я одолжение делал.

– Кому?

– Ей. Явилась полтора месяца назад, плакала. Я помог.

Я мимо него шагнул дальше. Глухим пульсом инфарктника наверху грохотал рэп.

– Бернстайн! – заорал я.

Ответа не последовало.

– Вудворд пришел. Надо потолковать.

Мимо ведра грязной воды, забытого уборщиком, и кухонного угла, где на складном столе валялся обкусанный сэндвич, я направился к двум дверям в самом конце.

– Я же знаю, что ты где-то здесь!

Первая дверь была приоткрыта. Я толкнул ее ногой. Ванная – на полу журнал с девками и лента туалетной бумаги.

Я постучал в другую дверь. Мне не ответили, и я подергал ручку. Заперто.

– Нора.

– Оставь меня в покое, – тихо сказала она. Похоже, стояла прямо за картонной стенкой.

– Давай ты откроешь и мы поговорим?

– Уйди, пожалуйста.

– Но я хочу предложить тебе работу.

Молчание.

– Мне нужен ассистент. Жилье и кормежка прилагаются. Раз в пару недель по выходным придется спать в одной комнате с моей дочерью и ее коллекцией плюшевых зверей. В остальном комната твоя.

Я глянул через плечо. Мордоворот подслушивал, заткнув телесами дверной проем.

– Зарплата какая? – спросила Нора из-за двери.

– Что?

– На работе. Какая зарплата?

– Триста в неделю. Налом.

– Серьезно?

– Серьезно. Но отмывать деньги будешь сама.

– А медстраховка какая?

– Никакая. Эхинацею пей.

– Я с тобой не сплю.

Это она отметила таким тоном, будто сообщала о пищевой аллергии. Я, мол, не ем моллюсков и орехи.

– Да и пожалуйста.

– Все в норме у тебя? – Мордоворот подобрался ко мне ближе.

Дверь распахнулась, и на пороге возникла Нора – по-прежнему в юбке фигуристки, только волосы распустила по плечам. Лицо глубокомысленное.

– Да, Мартин, – сказала она. – Я уезжаю.

– С копом?

– Он не коп. Он журналист-расследователь. Фрилансер.

Вот это мордоворота напрягло взаправду – и я его не виню. Нора улыбнулась мне, вдруг застеснявшись, и ушла обратно, оставив дверь нараспашку.

Внутри была просторная кладовка с одинокой голой лампочкой под потолком. В углу – простыня и армейское одеяло. Под стенкой пакет булок для хот-догов, груда сложенных футболок, пачка птичьего корма «Форти-Диет», пластиковые вилки и ножи, муравейнички из пакетиков соли и перца, вероятно спертых в «Макдональдсе». Рядом с птичьей клеткой – внутри я никого не разглядел – валялся синий ежегодник «Школа „Гармония“, родина „Лонгхорнов“». Над постелью-самоделкой к стене скотчем приклеены две крошечные цветные фотографии – примерно над изголовьем. На одной бородатый мужчина, на другой женщина.

Наверняка мертвая мать и приговоренный отец.

Впрочем, нет – вблизи бородач обернулся Христом в изводе воскресной школы: молочная кожа, накрахмаленный синий хитон, борода подстрижена старательно, точно бонсай. Как водится, в ладонях он держал ослепительный свет, будто согревался после целого дня на горных лыжах. Женщина рядом оказалась Джуди Гарленд из «Волшебника страны Оз». Шикарная парочка.

Нора запихала в пластиковый пакет груду рубашек.